Ева Весельницкая - Крылья и оковы материнской любви

Мы не можем не учитывать и игнорировать тот факт, что женщина, у которой есть ребенок, практически всегда неизбежно является единой в двух лицах. Она просто мать, богиня, мудрая, всесильная и всеведущая, умеющая принять, понять и не судить – символ и воплощение возможности безусловной любви. Она же и человек, которому общество доверило растить и воспитывать будущего своего члена. И в этой ипостаси она просто должна, обязана предъявлять ребенку требования, ожидания и соответствия того мира, который представляет. Она должна настаивать на своих требованиях и контролировать процесс их выполнения, она от имени своего доверителя имеет право поощрять и наказывать. И остается только надеяться, остается напоминать, остается просить, чтобы за этим ответственным делом не пропал, не заглох тихий голос души, открытой без всяких условий и требований к душе ребенка.

Скажете, трудно, скажете, не хватает сил, скажете, тут бы с главным справиться: накормить, напоить, в школу собрать, на правильный путь наставить?

Скажу, что нелегко. Возможно, облегчит эту ситуацию пересмотр того, что главное.

Может, если главное – ребенок, этот новый человек, с его душой, талантами, судьбой, а потом уж, что велели, что просили, то процесс пойдет иначе и можно будет не ребенка, с усилиями, жалобами, слезами и стенаниями запихивать, как в одежду, купленную не по размеру, в абстрактные требования и ожидания, а ожидания и требования мира предъявлять ему, как необходимые знания и умения, для того чтобы он был готов, идя за своей мечтой, «бороться и искать, найти и не сдаваться».

Я всю жизнь говорю женщинам, когда это связано с моей работой, профессией, что родами все только начинается, а не заканчивается. Потому что «Хочу иметь ребенка» – это не зачать и выносить, потому что «Хочу иметь ребенка» – это «Хочу вырастить человека». «Надо», которые всегда возникают, как только мы начинаем реализовывать наше «хочу», начинаются с момента зачатия. Потому что надо менять образ жизни, нужно беспокоиться о своем здоровье, то есть о его здоровье, нужны какие-то физические ограничения в зависимости от статуса физиологического… Ну если уж хочешь!.. Чтобы не получилось так: «Ой, мы так хотели ребенка, мы так обрадовались, вот он будет…» Вся жизнь переменится до момента, пока этот маленький человек не начнет отделяться, не станет достаточно самостоятельным. А степени его самостоятельности постепенны: он начнет говорить, он начнет ходить, он начнет обслуживать себя, его можно будет на какое-то более длительное время от себя отрывать, оставлять даже одного или с чужими, ему можно будет все больше и больше доверять, пока где-то там, в зависимости от социума, от четырнадцати до шестнадцати, а где-то в восемнадцать, он не обретет полной самостоятельности.

Сегодня невозможно представить себе европейский мир, европейскую культуру без того наследия, которое мы получили благодаря существованию христианства. Верующие и неверующие, принимающие и отрицающие, те, кто верит, что Иисус из Назарета и его мать Мария действительно существовали, и те, кто считает это мифом, не могут отрицать очевидный факт, что распространение идей христианства необратимо изменило человеческий мир.

В мир пришла идея ценности отдельной человеческой жизни, в мир пришло знание о такой ценности, как душа, и факт ее наличия, качество души отдельного человека стало критерием человечности. Нет большего нравственного упрека, чем упрек в бездушности, и большей угрозы, чем угроза потерять душу. В мир пришли нравственные ценности, принятые верующими и неверующими, как непреложные. Откуда бы иначе возникло такое самое суровое обвинение в человеческих законах, как преступление против человечности? Никто не спорит, мир бывает жесток и суров, иногда просто безобразен, но даже преступая законы человеческие преступающий знает, что он творит.

С истории Девы Марии, матери Иисуса из Назарета, началась и новая история материнства, история, где связь по крови перестала быть единственным значимым критерием. История, где душевная связь матери и ребенка обрела не меньшую, а может быть, и бо́льшую ценность. Не это ли мы утверждаем, когда говорим, что не та мать, что родила, а та, что вырастила, не об этом ли говорят, когда напоминают, что чужой ребенок может стать родным, не об этом ли – «члены одной семьи не всегда рождаются под одной крышей»? Мир стал местом, где душевное родство, душевная близость начали цениться больше, чем кровные узы. Какую же силу имеет эта связь, если кровь и душа звучат в унисон? Я думаю, что именно благодаря истории отношений Девы Марии и ее великого сына оформилась мечта о безусловной, бескорыстной материнской любви.