Дмитрий Семеник - Преодоление развода

Затем я увидела хоровод детишек вокруг елки. Слабыми голосами они пели: «В лесу родилась елочка». Среди них я узнала своих умерших брата Юрку и сестру Лену. Леночка в клетчатом пальтишке и серой кроличьей шапке. Я очень хорошо запомнила клетки на ее пальто. Грусть наполнила мое сердце.

Очнувшись, я увидела возле себя следователей уголовного розыска. Они задавали мне вопросы о том, как все было. «К чему это, я ведь все равно умру». «Нет, – сказал один из них, – у тебя был уже шанс, выжила, значит, будешь жить».

Меня всегда мучили страхи и тревога за будущее, за родных. Но теперь рассеялось все. Я отпустила все. Мне было все равно – что было, что будет. Откуда-то появилась моя сестра Светлана и двоюродная сестра Людмила, по профессии врач, строгая, в белом халате.

Я стала говорить ей, зачем мне ставят капельницы, пусть оставят меня в покое.

Но она строго ответила: «Тебя спасают все, ты еще очень молода и должна жить. Не забывай, что у тебя дети».

У каждого человека свое толкование этого слова. У одних это взаимопонимание, доверие, общность взглядов и интересов. У кого-то это ассоциация с гармонией в половой сфере.

Но я познала такое понятие любви, которое невозможно описать всеми словами.

Бог открыл мне это.

Сколько любви и сострадания я почувствовала со стороны спасающих меня людей и нянечки, и медсестры, и огромный врач Максуд Садыкович – важный и очень строгий.

Настолько окутала меня любовь, участие, сострадание.

Каждое слово, каждый взгляд их говорил: «Милая, ты будешь жить!»

Каждая ночь приносила мне тягостные переживания. Ночью усиливались боли и судорожно сокращались мышцы на спине. Ночью мне казалось, что я маленькая, убиенная девочка, лежащая под лестницей, укрытая тонкой дерюжкой. Постоянно страшный холод. Я натягивала этот маленький кусочек ткани, но этот холод заползал отовсюду. Я не понимала, почему я лежу под лестницей, всеми брошенная. И вдруг услышала громкий крик: «Умерла! Умерла!»

В голове все путалось. Мысль: «Неужели это я умерла!» Странно равнодушно восприняла я этот крик.

Я ничему не могла удивляться, да и какая разница, эмоций никаких не было. В палате включили свет, и я, полностью придя в себя, поняла, что умерла женщина, лежавшая в одной палате со мной. Она возвращалась с работы домой, как обычно, но кусочек льда сделал свое дело, так глупо и просто, упасть, ударившись головой об лед, женщина получила травму, несовместимую с жизнью. В больнице ей ничем помочь не смогли.

Как тонка грань между жизнью и смертью, между бытием и небытием! Каждого где-то поджидает своя льдинка, и никто не знает когда.

Перед смертью она пришла в сознание и стала звать своего маленького внука. Ей сказали, что она в больнице. Она горестно заплакала, сказала, что не успела с ним проститься. Вот любовь, не к мужу, а к внучку, руководила ее последним желанием.

В один из дней распахнулась дверь в палату и вошел светлый улыбающийся мужчина. Его звали Игорь, нейрохирург, о нем говорили, что у него золотые руки и необыкновенный ум, выезжал он на сложные операции из «МОНИКИ». Посмотрев на меня, он улыбнулся: «Ну, парашютистка, как дела?» – «Когда вы меня прооперируете?» – ответила я вопросом на вопрос.

Он рассмеялся: «Первая женщина, которая сама просится на операцию».

Я поняла, что только он может спасти меня. Даже если нет, его руки – я внимательно смотрела на его руки – такие изящные – будут изо всех сил спасать меня. Я чувствовала: ходить мне или нет, жить мне или нет, зависит от умения этих утонченных рук.

Я попросила своих детей, мать, сестру, чтобы они стояли и молились возле операционной.

Мои дочурки сидели возле моей кровати, я просила их спеть мне песню Найка Борзова «Последняя песня».

Перед самым отправлением на операцию они пели красивыми голосами:

Я внимательно слушала, в палате сердобольные пациенты утирали украдкой слезы. Две красивые девочки пели маме песню, и никто не мог сказать, в последний раз или нет.

Операция длилась шесть часов. Врачи собирали мой позвоночник, рассыпавшийся на мелкие кусочки. Мои близкие – мама, дочери, сестра – все эти шесть тяжелых часов молились за меня. Доктора периодически выходили передохнуть, по их лицам текли струйки пота.