Дин Делис - Парадокс страсти. Она его любит, а он ее нет

Молчание Билла имело более сложную природу. Для него, как и для многих других «слабых» партнеров, оно было способом скрыть глубину своего одиночества и страдания. Мужчины особенно склонны терпеть молча, лишь бы не признаться в своей уязвимости себе и окружающим. Показать «слабость» для них гораздо страшнее, чем мучиться одному. Но молчание оказалось для Билла обманчивым источником власти.

Некоторые зависимые партнеры замолкают, инстинктивно пытаясь использовать движущие силы ловушки страсти. Изображая отчуждение, они надеются привлечь к себе «сильного», точно так же как холодность партнера манит их самих.

Другие «слабые» занимаются настоящей «самоцензурой», поскольку боятся, что их бросят. Они стараются не конфликтовать с партнером. Многие люди (часто к ним относятся и лидеры, например Пег) не выносят ссор и конфронтации, придерживаясь концепции «мир любой ценой».

Молчание можно использовать и в качестве наказания. Иногда обиженные «слабые», стремясь отомстить, прекращают общение, в том числе все проявления заботы и нежности. «Слабые» знают, как тяжело быть нелюбимым, поэтому занимают позицию «псевдосильного», используя модель отчужденности и молчания.

Кроме того, «стена молчания» типична для определенных видов дисбаланса. Лидер, страдая от неопределенности, стыдится своих чувств к «слабому». «Слабый», например Билл, отдаляется из-за обиды или желания наказать. Пег и многие другие мои клиенты говорят, например: «Я чувствовала себя беспомощной и не имела понятия, как выйти из этой ситуации, чтобы еще больше все не испортить».

Молчащие пары склонны к коротким, но пугающим взрывам эмоций. «Молчуны» регулярно становятся жертвами крайнего проявления своих неудач, например алкоголизма, трудоголизма, измен.

Дисбаланс превратил Бет и Майлса в плохих собеседников. Бет вспоминала:

Мы не переставали говорить, но наши разговоры состояли из одних колкостей. Я жаловалась на Майлса, Майлс нападал в ответ. Или Майлс жаловался на меня, а я защищалась. Время от времени возникали громкие ссоры. Затем мы немного остывали, и все повторялось сначала.

Далеко не все «слабые» ведут себя скромно. Например, Бет привыкла говорить все, что думает, но как зависимому партнеру ей часто не нравились собственные слова.

Я думаю, тут действовали два фактора. Во-первых, моя гордость была задета, когда Майлс стал отдаляться. Мне казалось, что он меня не ценит. Это заставляло меня вести себя немного… задиристо. Возможно, такое поведение как-то компенсировало мое ощущение беспомощности. В то же время мне тоже хотелось задеть Майлса за живое. Он с легкостью ранил меня, оставаясь неуязвимым. А я могла его только разозлить, хотя, по-моему, это его не задевало. Наверное, я просто хотела отомстить…

Майлс тоже испытывал разочарование и гнев. Как и жена, он не лез за словом в карман. Проблем с выражением гнева у него тоже не возникало.

Я постоянно срывался по пустякам. Меня мог вывести из себя даже невыключенный свет. Мне казалось, что Бет специально хочет меня разозлить. Я терял контроль над собой и говорил довольно неприятные вещи, переходил на личности, высказывал всякие гадости в ее адрес. Мне хотелось, чтобы она стала другой, как будто это могло положить конец кошмару, в который превратилась наша жизнь.

Майлс все чаще испытывал подобные чувства, потому что он боролся с симптомами, а не с первопричиной. Его колкие слова должны были заставить Бет измениться по схеме «Почему ты не можешь быть более…», но такие приемы мешают нормальному общению, подпитывают дисбаланс и не приводят к желаемому результату.

Не удивительно, что дисбаланс между плохими собеседниками все время усиливается. Обида и требования «слабого» партнера злят лидера и заставляют его нападать на партнера. Гнев и критика «сильного» заставляют «слабого» чувствовать, что его не любят и не ценят, что он не контролирует ситуацию, а это ведет к новому витку обид и требований.

Есть и третья модель поведения: один партнер прекращает разговаривать, а второй переходит в режим «суперобщения». Например, когда Лора начала все больше погружаться в подготовку судебного процесса (и отношений с Ником) за счет Пола, тот заметил, что «общается за двоих».

Лора стала какой-то чужой. Я поймал себя на том, что перед нашими свиданиями перебираю возможные темы для разговора. Казалось, ее ничто не интересует. Я испытывал беспокойство, и мне часто хотелось поговорить «о нас» – главным образом, чтобы убедиться: она меня еще любит. Но это, видимо, сильно смущало и нервировало ее. Она переводила разговор на другие темы, например на судебные дела, а иногда начинала волноваться и искала повод уйти.