Муза Конина - Сексуальная эволюция. Любовь без секса или секс без любви?

Сексуальность мальчика остается пограничной областью психики, которая требует контакта с другой женщиной, которая увидит, почувствует и откликнется на всю его мужскую страсть целиком. Контакт с другой женщиной необходим для того, чтобы обрести свою страсть, свой секс, свою отдельную реальность. Не «отпустив» мать и не интегрировав всю свою зрелую сексуальность в единое комплексное переживание, мужчина продолжает быть «пограничной» частью чужих любовных отношений и будет присутствовать только фрагментарно в своих любовных связях.

Последнее время появляется много исследований и психологической литературы, связывающей дефицит мужской поддержки в семье с незрелостью мальчиков, которые воспитываются одинокими матерями. Созревшие мужчины продолжают жить с мамами, не создают семьи и испытывают разные сложности в поддержании стабильных сексуальных отношений с постоянными партнершами.

Эпоха Средневековья известна как «темное» время в истории сексуальной культуры. Под запрет попадает любое сексуальное удовольствие, и возможно, только необходимость продолжения рода оставляет сексу официальное право на существование.

Секс был строго ограничен рамками брака, но и в браке были предписаны дни половых контактов и возможные для совокупления супругов позы. Миссионерская поза в это время была предпочтительна как наиболее подходящая для зачатия. Все позы сзади назывались «собачьими» и попадали под запрет. Поскольку продолжение человеческого рода стало самой важной задачей сексуальных отношений, резко возросла власть жены. Половая функциональность мужчины стала предметом внешнего внимания и контроля. Жена могла обвинить мужа в супружеской несостоятельности и требовать выполнения «долга». Появились те самые «мужские обязанности», в связи с чем средневековый мужчина озаботился своей сексуальной силой, брутальностью и маскулинностью.

В «темные времена» оказались ущемлены в первую очередь интересы мужчин, но именно на это время приходится начало процесса социального уравнивания полов. Несмотря на обилие сексуальных запретов, в это же время впервые проявляется интерес к женщине – и как к матери, и как к любовнице.

В Средневековье истерические проявления женственности приравнивались к дьявольским чарам. Мужчина, влюбившись в такую «ведьму», лишался своей эмоциональной независимости. Самых красивых, сексуальных, соблазнительных женщин стали объявлять ведьмами и сжигать на кострах.

Охота на ведьм была следствием мужского ужаса неопределенности и неконтролируемости страсти и попыткой удержать контроль над своей сексуальностью.

Одновременно с ростом власти в браке женщины – жены – рос страх перед сексуальной властью свободной женщины. Средневековая охота поначалу велась лишь на психически нездоровых «ведьм», сообщавших об особом мистическом опыте и связях с дьяволом. Постепенно ведьмами стали считать сексуально привлекательных женщин. Истерические проявления женственности, ставшие в это время массовыми, приравнивались к дьявольским чарам. Влюбившись в такую «ведьму», мужчина лишался своей эмоциональной независимости. Самых красивых, сексуальных, соблазнительных женщин стали также объявлять ведьмами и сжигать на кострах. Охота на ведьм была следствием мужского ужаса неопределенности и неконтролируемости страсти (которая объяснялась воздействием дьявольских чар) и попытками удержать контроль над своей сексуальностью.

Интересно, что вопрос о ведьмах возникает на рубеже Средних веков и Нового времени в споре между религией и медициной: куда может обращаться человек за помощью при психических расстройствах, какого отношения он заслуживает? Таким образом выясняли, считать ли этих женщин порождением дьявольской природы и подвергать церковным преследованиям либо относиться к ним как к психически нездоровым и оказывать медицинскую помощь. Однако массовые обвинения в колдовстве говорят не об эпидемии психических заболеваний, а об обострении социальной борьбы между церковью и медициной (наукой). Ж. М. Шарко, а вслед за ним З. Фрейд, представляют нерелигиозное учение о ведьмах. Они описывают истерическую природу явления, а затем показывают, что заболевание на самом деле является так называемой «культурной патологией», то есть приобретает масштаб эпидемии в результате вредного влияния строгих церковных запретов на сексуальную жизнь.