Арина Барда - Валя-Виталя

– Извините, мужчина, – говорит ему мама с вымученной улыбкой, потом резким голосом бросает мне, – Смотри, куда идешь, а не ворон считай. И пошевеливайся…

Ну вот, началось. У мамы было странное качество – когда у нее что-то не ладилось, или она неважно себя чувствовала, или просто было плохое настроение, она начинала срываться на меня, как будто я – источник всех ее неприятностей. Даже если я вела себя тише воды ниже травы – это не спасало. Мама распаляла и накручивала себя все больше и больше. Любые мои слова, попытки оправдаться или утешить маму были не просто бесполезны, они вызывали новый виток недовольства и обидных реплик с ее стороны.

От конкретной проблемы мама быстро переходила на личности, точнее – на мою личность, полную изъянов, как уличная собака – блох. Когда она исчерпывала тему моих сегодняшних недостатков, которые перечисляла подробно и с удовольствием, она начинала вспоминать мои прошлые прегрешения, смакуя подробности и добавляя новые, еще более ужасающие. Когда и эта тема исчерпывались, мама переходила к моим будущим безобразным проступкам. Меня такие разборы полетов очень обижали, особенно в отношении будущего – ну почему она решила, что я обязательно совершу все те нехорошие вещи, в которых она меня заранее обвиняет. И вообще, почему я должна испытывать вину за то, чего еще не сделала, не говоря о том, что в уже совершенных грехах половины описанного мамой не было, как не было тех мыслей и желаний, которые она мне уверенно приписывала и за них отчитывала!

Мама всегда красной нитью проводила мысль, что у нее тяжелая многотрудная жизнь, полная лишений и жертв во благо семьи, а близкие, особенно родная дочь, не говоря уж о муже, нечуткие и неблагодарные бездельники, не способные оценить принесенные жертвы, проявить хоть капельку внимания, заботы и ударить палец о палец, чтобы хоть чем-то ей помочь. Этот «палец о палец» был особенно мил маме, и она вспоминала о нем при каждой выволочке. Она обожала крылатые выражения и частенько в периоды злобствования заявляла, что мне все «как об стенку горох», «хоть кол на голове теши», и вообще «что в лоб, что по лбу», потому что «а Васька слушает да ест».

Приступы недовольства случались у мамы регулярно пару раз в месяц, и на основании предыдущего опыта я знала – единственное, что мне остается в данной ситуации – это молча терпеть, пока мама не отойдет, слив на меня весь накопившийся негатив. А отойдет она, скорее всего, не раньше чем через три-четыре часа, если, конечно, ее не расстроит что-нибудь еще – тогда пиши пропало. Бывало, что подобное состояние затягивалось у мамы на несколько дней и после острой фазы, когда мама непрерывно костерила меня, сменялось фазой молчаливого укора – мама со мной переставала разговаривать, игнорировала меня, всем своим видом демонстрируя глубокое разочарование в жизни вообще и во мне в частности.

Поначалу мама пробовала сыграть в подобную игру с папой – но не получилось. Папа обычно ехидно говорил что-то вроде «так-так, я опять в чем-то провинился, узнать бы еще, в чем именно» или «конечно, тебе памятник поставят за твои подвиги» и удалялся в свою комнату. Мама преследовала его и там, продолжая отчитывать, но потом папа поставил задвижку на дверь изнутри и как только видел, что тучи сгущаются, наливал кипяток в термос, запасался бутербродами и резво ретировался к себе, только задвижка щелкала. Или, если был подходящий сезон и хорошая погода, собирал сумку, хватал велосипед и отправлялся на весь день в ближайший лесопарк. Мне же деваться было некуда – в нашей трехкомнатной квартире отдельная комната была и у меня, но она не запиралась, мама настигала меня там и устраивала словесную головомойку.

Тем более, никуда не скрыться сейчас, на людном пляже Севастополя. Я опасливо скашиваю глаза на маму – ну точно, лицо напряженное, губы поджаты. Вот-вот начнется занудное бурчание. В желудке возникает сосущая пустота. Ну почему мне только десять лет и я не могу повернуться к маме, гордо расправив плечи, вытянуть руки в ее сторону и несколько раз стукнуть указательными пальцами друг о друга перед ее лицом! На тебе, хочешь, чтобы я палец о палец ударила – вот, смотри, пожалуйста, как у меня хорошо это получается. Теперь ты довольна? А потом повернуться и уйти от нее навсегда – раз я такая нехорошая и отравляю ей жизнь, пусть живет без меня.

Слезы наворачиваются у меня на глазах, ведь на самом деле уйти мне некуда и даже устроить акт неповиновения я не могу, тогда мама заведется еще больше и будет прессовать меня с утроенной энергией и гораздо дольше. А потом еще и вспоминать много лет подряд страшную обиду, которую я ей нанесла, хотя это уже погоды не сделает, учитывая наличие нескольких десятков других страшных обид.