Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить

Мне очень тяжело писать, когда вокруг люди, физически. Даже Нил. Я очень напряжена. Однажды у меня появилась идея для новой песни, мы тогда еще жили в съемном доме в Кембридже. Нил писал книгу в доме. Хоть он и находился через две комнаты от меня, мне казалось, что я не могу найти в доме уединение. Я вышла из дома в угол сада нашего съемного дома с моей укулеле, чтобы посмотреть, выйдет ли что-нибудь у меня. Приехали мусорщики, чтобы забрать мусор и поздоровались со мной. Я ушла и спряталась за гараж соседей.

За гаражом я написала песню. Год. Боль. Ненависть. Фанаты. Энтони. Мой творческий блендер стоял на первой скорости.

Я записала ее на телефон. И назвала ее Bigger on the Inside.

Нашей первой работой в жизни является осознание подарков, которые у нас уже есть, мы берем пончики, пока готовим и используем эти подарки, а потом разворачиваемся и делимся этим подарком – иногда в форме денег, иногда в форме времени, иногда любви – с миром.

Наша вторая работа – это понимание нашего места в этом мире. Это может быть сложнее.

Я знаю людей, которые поддерживают своих супругов, свои семьи или своих бедных/безработных/больных друзей. Иногда неофициально они говорят, что это их возмущает. У них есть неловкое чувство долга.

Я знаю других людей, богатых, здоровых и сильных, тех, кто делает искусство из способности помочь окружающим. Чтобы правильно все сделать требуется много времени.

С другой стороны, я знаю людей, которые принимают поддержку от друзей, семьи или супругов, но не могут отнестись к этому спокойно. Они отводят глаза, отказываются обсуждать это, они стыдятся этого. Другие принимают помощь с достоинством и смирением, они с улыбкой объявляют, что сидят дома и пытаются найти себя. Юмор – ключ ко всему.

Иногда наступает твоя очередь просить.

Иногда наступает твоя очередь помогать.

Нил собирался отвезти меня в аэропорт, я улетала в Австралию.

Перед поездкой я проводила с Энтони как можно больше времени. Он чувствовал себя лучше, он наконец закончил принимать стероиды и лекарства. Он только сдал ряд анализов в больнице: у него официально была ремиссия, и он готовился опубликовать второй том своих мемуаров.

Мы отправились на долгую прогулку по Лексингтону и зашли как обычно в кофейню. Парень на кассе попросил мой автограф и сказал, что он только что отправил мое выступление на TED своей маме. Он попытался дать мне бесплатный кофе. Я отказалась. Энтони закатил глаза.

– Миссис Знаменитость, – сказал он, ткнув меня в ребра, когда мы садились за столик. Я взяла его трость после того, как ударила его ей, и облокотила ее на свое пальто, чтобы она не упала.

– Ха, – сказала я. – Мистер Шишка. Ты же знаешь, что я обязана всем тебе? Всей моей душой.

– Ты мне ничем не обязана, – ответил он.

– Я вернусь в апреле, – сообщила я. – Наслаждайся злостной, мучительной, холодной бостонской зимой.

– Ты трусиха, – сказал он. – Не бывает плохой погоды, люди просто не умеют одеваться по погоде. И ты просто никогда не носишь чертов свитер.

Он знал, что я ненавижу, когда он так говорит. Но он каждый раз повторял это, когда я жаловалась на холод.

Я уставилась на него.

– Да чтоб у вас всю зиму были снежные бури. Надеюсь, что тебе придется ежедневно убирать по три метра снега.

– Ха. Ты. Ты-ы-ы, – сказал он сиплым голосом, указывая на меня. – Тебя… я люблю. Ты помогла мне.

– Я буду скучать по тебе, – сказала я. – Я так рада, что ты не умер. Я уже это говорила? Что я рада, что ты не умер? Рада. И возможно, я напишу о тебе, дураке, в моей книге.

– Сделай меня знаменитостью, хорошо? – живо выпалил он. – Возможно, тогда мне будет перепадать бесплатный кофе.

– Я боюсь ее писать, – сказала я ему. – Я чувствую столько давления, чтобы сделать ее идеальной. Я два месяца писала свою речь на TED, а это всего лишь двенадцать минут, и даже тогда я все испортила и выступала тринадцать минут, я боюсь, что книга станет провальной, запутанной и эгоцентричной.

– Заткнись, красавица, – сказал он. – У тебя все получится. Просто говори правду. И не забывай о том, что я тебе всегда говорил о людях.

– Ты мне всегда говорил семь сотен вещей о людях , – сказала я.

– Ты не сможешь дать людям то, что они хотят. Но ты можешь дать им что-то другое.

– Ах!

– Ты можешь дать им понимание. Просто расскажи историю. Расскажи все – они поймут, – он улыбнулся мне. – Все будет хорошо.