Ингрид Фетелл Ли - Маленькая книга счастья. Где прячется радость и как ее найти

Понимание вышесказанного помогло мне по-новому взглянуть на волшебное преображение столицы Албании Тираны. Краски мэра Эди Рамы завладели городом, который выглядел мертвым, и вдохнули в него жизнь. Горожане почувствовали, что место их обитания больше не «город мусора» [14], как назвал его один из жителей, а яркое и живое пространство для жизни. Наши отношения с цветом развиваются не как случайное удовольствие. Цвет становится неотъемлемой частью нашей жизни и условий, ее поддерживающих. Как только я это поняла, мне стало ясно, что цвета вызывают бессознательное изменение отношения людей к окружающей среде. Общество, живущее под девизом «бей или беги», успокаивается, и у людей возникает желание осесть и взращивать. Через пять лет после эксперимента Рамы количество предприятий в Тиране утроилось, а налоговые поступления выросли в шесть раз [15]. Доход, полученный от возросших налоговых платежей, направили на развитие городской инфраструктуры. Пять тысяч незаконно возведенных в общественных местах зданий были снесены, и на их месте посадили четыре тысячи деревьев. Журналисты, посещая Тирану примерно через год после покраски первых зданий, обратили внимание на видимые перемены, произошедшие в городе. Заброшенные улицы, бывшие некогда обителью криминала, превратились в зоны отдыха для городских жителей, где они гуляли в парках и сидели в кафе. Албанский художник Анри Сала описал, каким образом изменения начали приобретать собственный импульс. «Вначале это были только цвета, которые и стали главным изменением, а сейчас вы видите, как город меняется вокруг этих цветов» [16]. Расписанные стены были похожи на огонь, зажженный в сердце города, как катализатор, вызывающий искрометные перемены, настолько радикальные, что в конечном итоге они затмили первоначальный замысел. Как писал один горожанин: «Даже слепой может увидеть, как сильно изменилась Тирана» [17].

Трудно поверить, что цвет может иметь такую силу. Даже Рама – свидетель этой метаморфозы – временами был немного озадачен ее размахом. А ведь многие подобные проекты по окраске стен отклоняются как «меры облагораживания», которые только «бессмысленно растрачивают государственные средства». Я думаю, что мы недооцениваем влияние цвета, потому что рассматриваем цвет лишь как инструмент украшения и совсем не понимаем его практической пользы.

В мире, созданном человеком, цвет находится на поверхности – тонкий слой, покрывающий предметы, последний штрих. Это отражено в самом корне слова «цвет». В языках, имеющих латинское происхождение (английском, французском и других), слово «цвет» происходит от слова celare – «прятать», «скрывать». Однако в природе цветом обладает не только поверхность, но и внутреннее содержание предмета. Хурма оранжевая как на поверхности, так и внутри, а внешне коричневый лось внутри красный. Цвет в природе всегда что-то означает, например стадию созревания или концентрацию минералов в составе. Мы думаем о цвете с точки зрения того, что за предмет за ним скрывается, но реагируем на него как на внешний признак. Эди Рама подтверждает это, когда говорит, что нормальный город может носить цвета как платье или губную помаду, но в Тиране, где никто не заботился об основах цивилизованной жизни, цвет имел жизненную функцию, такую же важную, как внутренние органы человеческого организма [18]. Цвет для города, возможно, и выглядит как косметика, но пронизывает предметы до самой глубины.

Вскоре после того, как я узнала про Тирану, я встретила кое-кого, кто также верил в способность красок оживлять мертвые места и людей, живущих там. В начале 1990-х годов промышленный дизайнер Руфь Ланде Шуман посещала средние школы в Восточном Гарлеме – и неожиданно обнаружила, что все они напоминают совсем другие учреждения. «Каждая школа выглядела как тюрьма», – говорит она, вспоминая момент, когда ей пришла в голову идея запустить некоммерческий проект Publicolor. Его задачей стало преобразить малообеспеченные нью-йоркские общеобразовательные школы, раскрашивая их в яркие цвета. Я подумала про школы, в которых когда-то бывала: бетонные фасады, коридоры без окон, вдоль стен выстроены ряды темных шкафчиков, песочно-желтый линолеум на полу. «Они выглядят так враждебно, – говорит Шуман, качая головой. – Неудивительно, что так много детей бросают школу, неудивительно, что учителя выгорают на работе, и неудивительно, что родители вообще не заходят в эти здания. (По грубым подсчетам, около 24 % нью-йоркских школьников не заканчивают старшую школу за четыре года – хотя, когда Шуман только начала окрашивать школы, это число превышало 50 %. Среди афроамериканских и латиноамериканских школьников треть по-прежнему бросают школу.)