Фрэнк Мартела - Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни

Существование Бога и духов не относилось к вопросам веры, это было непосредственной данностью. Весь космос представлял собой значимое единство, в котором все части дополняли друг друга, являясь частью единого плана. Так было не только в средневековой Европе, но и по всему миру. Разумеется, имена и функции духовных сущностей в разных культурах были различны. Некоторые культуры верили в единого всемогущего Бога-творца, другие – во множество местных духов [92] There is, of course, a big leap in worldviews between belief in local spirits and one omnipotent creator God, but we have no space to go through the so-called axial revolution and how that transformed our worldviews. . Вне зависимости от частностей различных верований, тот зачарованный мир был миром, в котором духи, демоны, боги и космические силы постоянно влияли на ежедневные события и происшествия, большие и малые.

В том мире магических сил не существовало четких различий между «естественным» и «сверхъестественным» объяснением происходящего; тогда еще не развилось и не сформировалось научное мировоззрение, которое обосновало бы приоритет первого. Теоретически человек мог отрицать или ставить под сомнение существование определенных духовных существ: существовал ли некий определенный дух или же определенная природа или сила Бога, но если бы кто-то вдруг захотел вообще отринуть духовное мировоззрение и перестать верить в этот зачарованный мир, у него не было плана Б. Альтернативного мировоззрения просто не было. «Расколдованность» как возможное мировоззрение тогда еще не была изобретена. Концептуальные инструменты и идеи, на которых можно было бы базировать неверие, еще попросту не существовали. Вместо этого заколдованность формировала единство всеобщего мировоззрения, и потому было невозможно устраниться от коллективных ритуалов и обычаев, встроенных в повседневную жизнь каждого человека, что поддерживало и усиливало эту идеологию.

То, как современный человек говорит о смысле жизни, не будет иметь абсолютно никакого смысла ни для средневекового крестьянина, ни для таких великих античных мыслителей, как Аристотель или Эпиктет, потому что у нас фундаментальная разница в мировоззрениях. На протяжении большей части человеческой истории люди не задавались вопросом о смысле жизни, потому что не было необходимости об этом думать. В заколдованном мире было очевидно, что вся жизнь существовала для исполнения более грандиозной, космически обусловленной или божественно данной цели. До наступления модернизма взгляд наших предков на мир и место человека в нем был позитивен и самобытен. Их мир, по крайней мере с точки зрения космогонии, был упорядочен настолько, насколько наш нет. Античные греки не имели никакого представления о тайнах жизни черных дыр, не говоря уже об искусстве постмодернизма или сканерах мозга. Даже самые смелые идеи Аристотеля, известнейшего греческого философа, жившего в третьем веке до нашей эры, были окрашены тем мировоззрением заколдованного мира, в котором жил он и его современники.

Если бы проводился конкурс на то, кто из личностей наиболее повлиял на западное мышление, Аристотель точно вышел бы в полуфинал, встретившись в нем с такими тяжеловесами, как Иисус Христос и Исаак Ньютон. В одной из самых известных и наиболее изучаемых книг по этике «Никомаховой этике» Аристотель размышляет об идее наивысшего блага для человека. Если точнее, он искал «некий предел наших деяний, которого мы желаем ради его самого» [93] Aristotle, Nicomachean Ethics, trans. Robert C. Bartlett & Susan D. Collins (Chicago: University of Chicago Press, Chicago, 2012). . Он стремился разгадать, что делает нас особенными по сравнению с животными, и был убежден, что наша человеческая природа сама в себе содержит ключи к тому, что определяет наивысшее благо для человека. Есть искушение объединить идею наивысшего блага со смыслом жизни. Однако тогда я вынужден буду возразить, что Аристотель, исследуя концепцию блага для человека, отнюдь не рассуждал о смысле жизни. Он, безусловно, рассматривал идею человеческой цели, но не под тем углом. Или, точнее сказать, его исследование было ограничено временем, в котором он жил, и оно не имело в себе одного центрального элемента – абсурда.

Точно так же, как мы сейчас воспринимаем электричество как нечто очевидное, для Аристотеля было очевидным существование космического порядка настолько, что ему и в голову не могло прийти, что такого порядка может не существовать. Заколдованный мир был единым, осмысленно целым, и, как и любое другое существо, человек обладал неким изначально присущим ему назначением, или добродетелью, исполнение которой определяло благо человека: добродетель лошади – бежать и нести своего седока; добродетель глаза – обеспечивать нас зрением; и, по Аристотелю, должна существовать также некая «высшая добродетель человека», некоторая форма совершенства, уникальная именно для человека [94] Aristotle, Nicomachean Ethics, no6a:i7–24. . Установив, что наша способность к рациональному мышлению отличает нас от животных, он писал, что человеческое благо должно заключаться в жизни в соответствии с этой рациональной душой, что требует определенных добродетелей. Для него никогда не стоял вопрос, есть или нет смысл в человеческом существовании. В том заколдованном космосе, в котором Аристотель жил, было очевидно, что каждый человек имел свой смысл и свое назначение, поскольку у всего вокруг было изначально присущее ему назначение, его нужно было только обнаружить.