Сергей Тихорадов - Хочу быть живым 2

У Лукьяненко человек-пилот срастается со своим космическим кораблём, и любит его похлеще, чем Ромео любил Джульетту. Человек-боец оснащён (иначе не скажешь) великолепной реакций, стальными мускулами и хладнокровием. Он движется быстрее ветра и спит в вакууме голый, как бройлер в упаковке. Человек-моряк снабжён жабрами и встроенной морзянкой. Когда он стучит зубами, по радио слышен его сигнал SOS.

Вы смотрели советский художественный фильм «Бархатный сезон»? Посмотрите. Там тоже были человек-математик, человек-моряк… Питательный бобовый суп, а вечером женщина – ели хорошо работал. Только у Лукьяненко это не так страшно, как в кино.

Представленное в книге будущее то ли будет, то ли нет – нам всё равно. Мы уже переплюнули будущее, у нас оно давно наступило. Мы получаем от специализации куда более полный кайф – деньги. И имя нашей специализации – карьера. Вместо жизненного пути человеку предлагают выбрать карьеру. Карьера – это всегда рамки, выбор без выбора.

Кстати, в этой книге есть глава про поиск призвания. Там описан один способ поиска, но он требует, чтобы ты был воином. Не все вокруг воины. Для многих более правильным будет делать то, от чего получаешь радость. Только не встроенную в момент рождения генетически модифицированную радость, и не обусловленную деньгами или карьерой – а настоящую, для души.

Дай Бог, чтобы не всякое будущее наступило.

Чем дальше в лес, тем больше я убеждаюсь, что врагов никаких не существует. Есть только дорожные знаки – туда не ходи, сюда не ходи, там не твоё, а там вообще ничего нет. И так далее. «Плохие» люди, или враги, или не такие, как ты – это всего лишь указатели на пути. Если где-то тебя не хотят видеть, так чего ты там торчишь, как Пизанская башня? Такой кривой, что все ходят на тебя посмотреть.

Но разве Бог не разговаривает с человеком на языке обстоятельств? Разговаривает, только не со мной. Я ведь лучше, чем Он, знаю, что для меня лучше. Разве не так?

Никто не обзывает популярный дорожный знак «кирпич», он же «стоп», неприличными словами, не зовет его «врагом», или там «супостатом». А вот человека, через которого Бог даёт что-то понять, мы объявляем врагом.

Разумеется, можно и с другой стороны зайти. Вся вселенная разворачивается в уме, и даже тот Бог (нет, тут правильнее с маленькой буквы)… тот антропоморфный бог, о котором мы говорим, он тоже разворачивается в уме. Просветлённые товарищи сообщают, что наш ум проецирует эту вселенную, и сам же ее рассматривает в качестве объекта. Это каждый по-своему понимает. Я по-своему понимаю, вы по-своему, нет смысла сейчас ругаться. Но если этот мир и есть наш ум, то в этом случае так называемый «враг» в еще большей степени является полезным «кирпичом», не так ли? Тогда зачем игнорировать знак, который твой же ум сам и выставил для себя?

Я раньше думал, что у меня есть враги. Теперь, когда вижу «врага», благодарю Бога за то, что он посылает знак.

Помните картину про трёх богатырей? Один из парней вглядывается в горизонт, врага ищет. Два других уже нашли, похоже. Помолчите над этими образами, не спешите со мною спорить. Я вам не враг. А что, если это ваш ум сейчас показывает, куда не идти?

Сдаётся мне, что среди «врагов», обычных шабланов куда больше, чем настоящих врагов.

Очень хочется написать про отцов. Ко мне обращаются родители по поводу детей, мол, растут они как-то не так. Начинаю потихоньку расспрашивать, оказывается, что "мы всё для него делаем". Это как всегда. И теннис, и плаванье, и английский, и так далее. Особенно, почему-то, английский, будто без курсов они его не выучат, это в сегодняшнем-то мире. Плаванье сейчас прикрыли немного (пишу эти слова в разгар пандемии), освободилось время, так что придётся родителям прихватить и китайский. Не сомневаюсь, прихватят.

Я вспоминаю своего отца, уже давно его нет здесь. Помню, как он приходил домой со службы (был он военным) и давал мне разобрать пистолет. Собирал потом сам, слава Богу. Ещё помню, как он учил меня варить суп. Правда, потом… а вот и нет, кушали оба. Помню, как мы с ним рыбу ловили на Кубани, тоже вдвоём.

Короче, помню, как мы с ним были вместе . И всё равно, что мы делали.

Кружков всяких в моем детстве хватало: футбол, шахматы, авиамодельный, плаванье, это если долго не вспоминать. Вспоминая отца – эти кружки не вспоминаю. Пистолет Макарова вспоминаю, запах военной формы вспоминаю, руки большие и тёплые вспоминаю – а вот кружки не вспоминаю. И уж точно с отцом не ассоциирую. Наоборот, они будто его от меня отделяли.