Дмитрий Семеник - Сложности любви. Добрачные отношения

Татьяна, 29 лет

Юленька, здравствуйте! У меня была такая же ситуация, но я «переступила» и через маму, и через парня – и не стала делать аборт. Сейчас уже 7 месяцев беременности, мама в итоге смирилась, парень тоже смирился, но мы расстались. Все будет хорошо, не переживай, ты прорвешься. Не отчаивайся и не бойся, ведь дети – это цветы жизни!!! Желаю тебе только счастья!!!

Аня1212, 20 лет

Юля, Вам уже столько всего написали правильного, что не вызывает сомнений: Вы укрепились в своем решении, и ребенок, который сейчас внутри Вас, в назначенный час придет в этот мир.

Я была в несколько более старшем возрасте, когда, струсив и не устояв перед пугавшей меня перспективой трудностей и неопределенности в начале смутных 90-х, оставшись морально одна, после фразы мужа «мне этот ребенок не нужен», убила своего неродившегося малыша. Это был мой сын или дочь, у него, наверное, могли быть мои глаза, он называл бы меня мамой и сейчас был бы уже взрослым, строил бы свою жизнь, чем-то увлекался, и это был бы мой самый близкий человек. Он хотел жить и быть рядом со мной, а я его приговорила и привела приговор в исполнение. Из трусости, эгоизма, инфантилизма перед чужим мнением, страха утратить часть собственного благополучия и потерять благосклонность мужа, все равно оказавшегося по жизни ненадежным, слабым и подлым человеком, искалечившим мою жизнь.

Мне никогда не забыть то чудовищное, бездонное чувство пустоты и невозвратной потери, навалившееся на меня, едва я вышла из наркоза. Мое тело разрывала сильная физическая боль, от которой сводило ноги, но я бы предпочла физическую боль стократно более сильную, лишь бы только она смогла заглушить боль душевную.

Когда много лет спустя я анализировала причины, которые могли привести к моему разрыву с мужем, я задавалась вопросом: «Когда было положено начало этой истории?». И перебирала в памяти множество разных эпизодов, поступков мужа, не укладывавшихся в моем сознании и глубоко травмировавших меня. Но теперь я думаю, что все это просто перечень, вытекающий из главного, из ядра. А самым главным пусковым механизмом было то, что муж выразил фразой «мне этот ребенок не нужен». В этой фразе выразилась вся бездна темной стороны его личности, его безответственность, бездуховность, безразличие, непонимание всей глубины трагедии, когда родители приговаривают к смерти своего беззащитного малыша, когда муж отправляет свою жену на духовную гильотину. А роковым выстрелом, убившим наше супружество, стало убийство ребенка. Смерть повлекла за собой смерть.

Когда я вышла с вещами из дверей больницы, меня никто не встречал. Муж считал, что это – простая манипуляция, не заслуживающая его внимания, как занозу вытащить. Он спокойно находился на работе в своем паршивом, бесполезном НИИ, работавшем на мусорную корзину, спокойно пил чай с сушками в компании таких же бездельников – «интеллектуалов», которые перемежали дефиле с электрочайниками по бесконечным коридорам учреждения с заумными разговорами о ставших модными тогда Кафке и Камю, укромно спрятавшись за кульманами. Переходя трамвайные пути, я услышала лязг приближающегося трамвая и, остановившись между рельсами, решила, что…

«Ты что тормозишь, дура…» – хрипловатый мужской голос сзади, мощный толчок в спину, выпихнувший меня по ту сторону рельс и побелевшее лицо вагоновожатой за стеклом кабины.

А вечером был футбольный матч, на который муж бежал с «работы», сломя голову. С ходу включив «ящик» и уткнувшись носом в экран с бегающими футболистами, между делом бросил: «Ну как ты?» И, не дождавшись моего ответа, завопил в адрес незадачливого игрока: «Ну, кто ж так бьет, мазила!» Так «отметил» отец смерть своего ребенка.

Природа не терпит пустоты, и в тот день ее заполнили мои презрение к себе и ненависть к мужу, проявившему во всей полноте свои самые низменные свойства и равнодушие к жизни и здоровью близких людей, ко всему, что он не отождествлял со своей драгоценной персоной. Эти чувства проникли глубоко, в самую сердцевину моего существа и остались там навсегда, даже тогда, когда по прошествии времени я уговорила себя продолжать его любить, списав произошедшее со мной на стресс и депрессию от наркоза. Но любой запущенный процесс должен дойти до своего логического завершения. И это закономерное завершение, пусть спустя годы, но состоялось.

Юля, Ваша растерянность понятна и объяснима. Но по Вашему письму я вижу, что Вы лучше меня тогдашней, Вы не трус и готовы защищать своего ребенка в свои 24 года. Когда мы лишаемся поддержки в критические моменты жизни, устоять под напором чужих мнений и аргументов очень трудно. Немногие найдут в себе силы не дрогнуть. Только вот ведь в чем загвоздка: на мнения и аргументы все горазды, как правило, раздают их щедро, но свою единственную жизнь проживаете именно Вы. При любом раскладе событий все советчики останутся в стороне, к Вашей мере ответственности они никакого отношения иметь не будут, они не возьмут на себя даже малой толики той боли и отчаяния, которое неизбежно навалится на Вас в случае, если Вы пойдете у этих доброхотов на поводу. Не они будут до конца своих дней оплакивать этого убитого ребенка, не им носить пожизненную тяжесть неискупимой вины. Все эти люди вприпрыжку поскачут дальше по кочкам своей жизни решать свои, и только свои, насущные и очень важные проблемы: покупать новые обои, холодильники, путевки в круизы, стеклить балконы, менять одну «тачку» на другую и делать много других существенных для них вещей. Какое, в конечном итоге, им дело до Вашей трагедии и чьей-то загубленной души?