Дели Дейк - Агорафобия - опыт преодоления

Вот и в этот день, когда она смогла преодолеть километры городских дорог на велосипеде, дыхание севера забилось в ее душе, наполняя пространство дома свободой и независимостью. Анна захотела передать свои сильные чувства в картине, и с удовольствием принялась за творчество.

Наутро работа была готова. Ночной город Н раскинулся перед зрителем в изящной перспективе. Извилистые дороги сверкали сотнями фонарей, а на крышах ночных домов лежал мягкий черничный снег. Снежное фиолетовое тело города пульсировало электрическими оранжевыми лампами. Зимняя сказка, щедро освещенная электричеством, искрилась где-то далеко, на краю света.

Анна, счастливая и немного уставшая от работы, легла отдохнуть. Вечером за ней приехал Олег.

– Ну, что, по чайку и вперед? – улыбнулся он, протягивая коробку конфет.

– Давай, подзаправимся перед стартом, – пригласила она.

И вот, снова дорога, снова движение, дворы, уже знакомый маршрут и новые улицы. До самой полуночи пара колесила по городу.

Так проходил день за днем. Олег, чувствуя, что Анна все легче прокатывает расстояния, стал добавлять в маршрут длинные улицы. Все бы ничего, но одна из «новых» длинных улиц тянулась вдоль внушительного забора, который охватывал большую территорию военной части.

Анну заборы пугали. Они закрывали вид на дома и дворики. Ей казалось, она лишена выбора – ведь двигаться вдоль забора надо либо вперед, либо назад. В сторону уже не свернешь, и нигде не спрячешься, если станет плохо. При виде заборов она непременно переезжала на другую сторону улицы.

На этот раз, когда Олег выехал к длинному забору воинской части, Анна привычно переехала на правую сторону, двигаясь параллельно Олегу. Затем они свернули на Летний проспект. На сегодня это был их заключительный участок. Но от вида долгого забора Анне резко стало плохо, в голове закипела кровь, навалилась свинцовая усталость, тело отказывалось слушаться. Впереди раскинулся Летний проспект. Она заставила себя одолеть эти метры, но с каждым нажатием на педаль велосипеда в голове взрывалось, казалось, сразу несколько бомбочек.

– Я больше так не могу, – взревела Анна в сторону Олега, – ты стал направлять меня по самым длинным улицам. Я не могу ехать!

– Мы должны проехать проспект до конца, а потом истери, сколько захочешь, – ответил Олег.

И Анна, ненавидя в душе эти тренировки, собрала все последние силы и доехала до конца проспекта.

Развернулись. Двинулись обратно, к дому. До дома лежало шесть улиц. Голова болела нестерпимо, Анна с трудом смотрела вперед. Вот снова военный забор. Сил переезжать на соседнюю сторону уже не было, и она решительно двинулась вдоль забора. Спина Олега мелькала впереди, он старался держать короткую дистанцию.

– Стой! – крикнула Анна.

– Что еще? – остановился Олег.

– Ты едешь, тебе все равно. А я умру сейчас. Мне страшно. Я еду вдоль забора! – закричала она со злостью.

– Не умрешь! Едь, – спокойно ответил он и тронулся вперед.

– Мне страшно! – последовал за ним Анна, не переставая кричать. Она поймала себя на мысли о том, что перестала скрывать свои негативные эмоции. Страшно – кричит, недовольна – показывает это.

Имею в виду, она перестала скрывать свои эмоции от незнакомцев, от тех людей, которые стояли на автобусной остановке. Это мимо них проезжала Анна и, не стесняясь, кричала о своем страхе. Люди, естественно, продолжали невозмутимо смотреть в ту сторону, откуда должен приехать автобус.

Тревожным людям воображается, что окружающие смотрят на них и видят все недостатки, все боязливые мысли, словно через лупу. Тревожный человек весомую долю жизненной энергии тратит на создание приличного образа перед окружающими. Но факт в том, что окружающие во многом озабочены только собой, и среди них встречается тоже много тревожных.

Даже если по какой-то прихоти тревожный человек перестанет следить за своим приличным видом, и на его лице открыто выразятся эмоции паники и страха, – на это никто не отреагирует. Скорее всего, окружающие позволят себе даже отвернуться, смущаясь откровению случайно увиденных эмоций.

А если тревожный человек на этом не успокоится, а еще и начнет кричать о своем страхе, окружающие в ответ усиленно займутся разглядыванием крошек под своими ногами. Никто не хочет вникать в чужие странности? Никому не нужны чужие беды? Нет, дело не в этом. Люди не безразличны. Они все подмечают, и, скорее всего, вечером обсудят с другом странного прохожего. Но реагировать на необычное поведение «здесь и сейчас» – это не прилично. Поэтому-то наши прохожие старательно сохраняют свой долженствующий вид и отстраненно-интеллигентное поведение.