Юлия Киви - Маленькие истории Большой жизни

Однако Светлана, несмотря на свою мягкость, характер имела! Так родилось у них двое деток, хотя Андреич был против! «На ноги сначала встать надо!» – говорил он. Со второй беременностью даже отправил жену на аборт. Жена спорить не стала, уехала, вернулась грустная и больше они про ребёнка не говорили. А через четыре месяца он вдруг заметил: «Вроде как живот растёт!» А жена только улыбается: «Думай, муж, куда вторую кроватку ставить будем».

Беспросветная серость и монотонность дождя окутали город… Картина за окном полностью соответствовала душевному состоянию Андреича, может быть, поэтому он вдруг почувствовал какую-то незримую связь с миром, гармонию. Даже воспоминания, от которых он обычно отмахивался, сегодня вызывали какую-то особую тихую радость. От них будто исходило тепло.

Жена, дети, дом, смех… Как же давно уже он не слышал простой человеческий смех…

Худо ли бедно ли они жили с женой, да только как-то жили – не тужили, детей растили. И на работе-то всё у Андреича складывалось, замечали его да продвигали. Так дослужился он с обычного мастера до большого начальника, солидным стал, сменил дорожную сумку на кожаный портфель. Да видать, не то слишком быстро в директора выбился, не то характер слабоват оказался. Только поддался Андреич праздной жизни, не устоял. И чередом пошли: важные встречи, кабаки, бани с девицами… Жена всё видела, всё понимала, но молчала. Как обычно, тихая, да ласковая, грустная только стала… А в один прекрасный день, после очередного его пьяного дебоша, собрала детей и ушла. Ушла раз и навсегда. Он поначалу искал с ней встреч, запугивал, угрожал, но всё было попусту. Тогда он решил: «Ну и чёрт с тобой! Ни копейки не дам и детей сама поднимай!» И пустился во все тяжкие, вычеркнув и Светлану, и детей из своей жизни, как будто их и не было вовсе. Иной раз совесть брала верх, и ёкало сердце, но он быстро глушил её любым возможным способом, а со временем так и вовсе стал считать себя обиженным и брошенным всеми.

Как же тяжело давались эти воспоминания Андреичу. И даже не жалость и не чувство потери, а что-то другое терзало, изводило его, мучило, выворачивало наизнанку, но он никак не мог понять, что именно. Он вдруг вспомнил, как ходил с детьми на озеро, как они плавали вместе на лодке, как закидывали удочки, как провожал дочку в первый класс… семейные вылазки на природу, визг и хохот счастливых детей.

И вдруг воспоминания резко закончились, как будто кинолента жизни оборвалась.

И тут к Андреичу пришло осознание происходящего. Оно было стремительно, как стрела, выпущенная невидимой рукой. Мгновенно он понял всё. Понял то, что на самом деле знал всегда, но боялся признаться себе в этом. Он отказался от своей жизни, он не прожил её, отказался прожить! Отказался принять боль потери, признать, что был дураком и променял настоящее на мишуру. Отказался быть мужиком, отказался остаться отцом своим детям, воспитывать их, видеть, как они растут. Он отказался от своей жизни со всеми её потерями и болью и выбрал приторно-сладкий суррогат.

Чудовищная боль пронзила его в районе груди, тело стало вдруг не послушным, начало заваливаться и наливаться тяжестью. Андреич не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Время как будто замедлилось или вовсе остановилось, оно словно давало ему ещё один шанс, сделать что-то очень важное для него, для Семёна Белобородова.

Андреич вдруг успокоился внутренне и как будто отрешился и от боли, и от тела.

«Господи, всё принимаю от тебя, благодарю за всё. Благодарю, что дал понять, осознать и снова стать человеком».

В этот момент двери автобуса открылись, и над всей округой раздался пронзительный Варюхин крик: «Андреич, нееееетттт!!!» Стали сбегаться люди, кто-то вызывал скорую, кто-то помог вытащить его из автобуса, освободить шею, грудь.

Андреич провалился в забытьё. Из взрослого мужика он вдруг снова превратился в маленького Сеньку. Вот он несётся с пацанами по крышам и, как все, прыгает вниз и снова эта боль, сковавшая всё тело и перехватившая дыхание. Вот он лежит на земле, скрюченный и не может вздохнуть. К нему подбегает друг Сашка, со слезами обнимает его и шепчет Варюхиным голосом: «Ты только не умирай, слышишь, милый мой, родненький, ты только держись!..»

Андреич непослушной рукой нащупал Варькины волосы. «Какие шелковистые, – подумал он, – и пахнут свежескошенной травой. Как он раньше не замечал…»

«Только теперь и начинаю жить, Варюха», – еле слышно, но твёрдо произнёс Андреич.