Дэвид Ренсин: Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история

Полицейские знали и любили моих родителей и потому сжалились надо мной. Я же упорно продолжал в том же духе, не обращая внимания на их доброе ко мне отношение. За свое поведение я просто получал очередной нагоняй от полиции и родителей, и все.

Позже, когда меня взяли в церковь помогать священнику во время службы, я выяснил, где именно святой отец хранил вино, и распитие спиртных напитков пополнило мой список вредных привычек. А еще я возглавил маленькую банду. Парни звали меня Мозг, потому что мне всегда приходили в голову идеи, как выйти сухим из воды. Мы воровали выпивку у бутлегеров, живших по соседству и торговавших домашним пивом. Во времена сухого закона и Великой депрессии они варили какое-то количество пива, продавали б о льшую часть, чтобы продержаться на плаву, а остальное выпивали. Запах можно было учуять даже с улицы. Именно так их и обнаружила полиция. Наши соседи, Уинклеры, держали в кухне, за занавеской, под раковиной, большой глиняный кувшин. По субботам, когда все уходили в кино, мы забирались в дом и отводили душу.

Иногда мы брали награбленное на пляж, но после того как нас однажды застукали за распитием спиртного, я придумал кое-что получше. Мне тогда было, наверное, лет тринадцать. Я подрабатывал на летних каникулах на местной молочной ферме. Однажды я взял пустую литровую бутылку из-под молока, покрасил ее снаружи в белый цвет, а потом, налив немного краски внутрь, поболтал ее, чтобы бутылка окрасилась и изнутри тоже. Я перевернул ее вверх тормашками, поставил на газету и оставил на ночь, а на следующий день положил на крышу гаража подсохнуть на солнышке. Когда в следующий раз мы с мальчишками собрались на пляж, мы наполнили бутылку тем, что удалось наворовать, и валялись себе на песочке, пока «плавали» наши головы. Спасатели принимали нас за образцовых деток, попивающих полезное молоко.

В то, что мы пили молоко, было легко поверить, так как мы заедали напиток украденными из магазина Мейнцера пирожками. Поскольку многие магазины по воскресеньям не работали, рынки и некоторые рестораны иногда раздавали оставшуюся или подпорченную еду голодающим и нуждающимся, которые обычно собирались у черного хода к закрытию в субботу.

К тому времени, когда пришли мы, уже ничего не осталось. Поэтому мы направились в лавку Мейнцера спросить у хозяина насчет нетоварного вида пирогов, которые он бы все равно выбросил. Тот оказался не в духе и захлопнул дверь прямо перед нашим носом.

Я был злее самого злого шершня и решил усовершенствовать технику ловли конфет и сигарет на удочку, для чего взял тяжелую проволоку и прицепил к самому ее кончику крючок. Я осторожно пропихнул удочку сквозь решетку лавки и открыл дверную защелку. Мы набрали пирогов и съели их, добравшись до своего укромного уголка. Парням всегда нравились яблочные пироги, я же обожал пироги с вишней.

Наше предприятие оказалось настолько успешным, что еще одна группа мальчишек последовала по нашим стопам, но была поймана. Ребята решили прихвастнуть и взяли на себя всю ответственность за наше озорство. На следующий день местная газета вышла с передовицей: «ПОЙМАНЫ ВОРИШКИ, ОРУДОВАВШИЕ В МАГАЗИНЕ ПИРОГОВ МЕЙНЦЕРА». Мы подождали два дня и снова обокрали магазин, просто чтобы продемонстрировать, что полиция схватила не тех, кого надо. В газете появился новый заголовок: «Магазин Мейнцера снова ограблен».

Моя семья совсем отчаялась вернуть меня на путь истинный.

Мои родители были католиками, но при этом никогда не посещали церковь. Если священник подходил к нашей двери просить пожертвования, а у родителей не было денег, они делали вид, что их нет дома.

Я же изредка ходил в церковь. А однажды очень сильно опоздал к службе, потому что где-то слонялся. Когда я пришел, народу собралось столько, что яблоку было негде упасть. Мне удалось найти местечко позади всех, в самом конце. Священник, завидев меня, прошел через весь собор, схватил меня за ухо и, выкрутив его, произнес: «А ну-ка марш домой за запиской от матери, где бы объяснялась причина твоего опоздания».

Как же меня это разозлило, я хотел ударить его, но лишь молча вышел.

Маме я сказал, что больше никогда туда не вернусь. И отправился с приятелем в баптистскую церковь, у которой была большая звонница. Однажды я нашел огромную катушку и отмотал себе немного веревки. Шутки ради я забрался на башню, привязал веревку к колоколу, а конец бросил на улицу, где затем спрятал в кроне растущего неподалеку дерева. Когда стемнело, я потянул за веревку что было мочи. Динь-дон! Динь-дон! В окнах всех окрестных домов тут же вспыхнул свет. Народ высыпал на тротуар. Одна из женщин закричала: «О mama mia, это же чудо!»