Дэвид Ренсин: Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история

Окончив школу в 1936 году, я стал членом американской олимпийской сборной в забеге на пять километров, соревнуясь в смертельную жару за первое место с Доном Лэшем в отборочном туре. В Берлине, куда съехалось множество выдающихся бегунов, я оказался восьмым (Лэш пришел тринадцатым), но я первым из команды пересек финишную черту. Гитлер отметил тот факт, что я пробежал последний круг за 56 секунд, и захотел меня увидеть лично. «А, мальчик, который бежал быстрее всех», – только и сказал он.

С 1936-го по 1940-й я учился в Университете Южной Калифорнии, где продолжал заниматься бегом. В 1938-м на чемпионате в Миннеаполисе я установил рекорд Национальной ассоциации студенческого спорта, который держался в течение пятнадцати лет, пробежав милю за 4:08,3. Хотя в 1939 году я бежал немного медленнее, тем не менее снова выиграл забег. На Олимпиаде в Токио в 1940-м я планировал побить рекорд, пробежав милю за четыре минуты: по всем прогнозам, шансы я имел неплохие. Но началась Вторая мировая война, и мои мечты канули в Лету.

Я начал работать в компании Lockheed [2]в Бербанке. Во время обеда я часто видел, как на местном аэродроме один за другим взлетают и садятся самолеты P-38. От этого дух захватывало – я захотел стать пилотом и записался в Армейский воздушный корпус, но был признан непригодным, после того как не смог выполнить фигуры высшего пилотажа в воздухе. Поэтому я стал бомбардиром. Нас расквартировали на Гавайях. Я участвовал во множестве воздушных боевых операций по всему тихоокеанскому театру военных действий и однажды чудом избежал смерти, когда наш самолет B-24 по прозвищу «Супермен» был обстрелян во время налета на остров Науру.

При выполнении спасательной операции неподалеку от атолла Пальмира, находящегося в восьмистах милях к югу от Гавайских островов, 27 мая 1943 года, у B-24, в который мы запрыгнули в самый последний момент (рухлядь, непригодная для использования в боях), отказал двигатель, когда мы пролетали над океаном на высоте восемьсот футов. Самолет рухнул в Тихий океан. Я оказался в ловушке в фюзеляже самолета, когда он начал тонуть. Я уже начал прощаться с жизнью.

Но чудесным образом я выжил. Всплыв на поверхность, я увидел, что пилот Фил (Расселл Филипс) и стрелок Мак (Фрэнсис Макнамара) тоже живы. Все вокруг полыхало, остальные восемь человек из экипажа погибли. Я связал между собой два спасательных плота, оказал первую помощь Филу, получившему ранение в голову, а потом просто стал ждать, пока нас найдут.

Но никто не появился.

Наш стрелок запаниковал и в первую же ночь, пока мы с Филом спали, съел все запасы шоколада. Теперь у нас не было никакой еды. Проходили день за днем. Однажды нам удалось поживиться альбатросом, случайно присевшим на наш плот. В дело шли и те немногие рыбешки, что не успели достаться акулам. А однажды мы поймали пару маленьких акулок и устроили настоящее пиршество, набросившись на их печень. Было тяжело защищаться от солнца, а когда у нас закончились и без того скудные запасы питьевой воды, мы могли пополнять их, только если шел дождь. И все же в этой неравной борьбе за жизнь у нас было одно преимущество – наши светлые головы. Благодаря осознанному поведению, помогавшему мне в мою бытность атлетом, а также той мудрости, которой я научился у профессора физиологии в Университете Южной Калифорнии, мне удавалось сохранять ясность мыслей и помогать не раскисать Филу.

На двадцать седьмой день мы заметили в небе самолет. Спасатели? Нет, какой-то японский истребитель. Он снизился и сделал несколько заходов из пулеметов по нашему укрытию. Мы ныряли под воду, чтобы укрыться от пуль, и в то же время держали наизготовку кулаки на случай, если к нам слишком близко подплывут акулы. Мы-то уцелели, а вот наши плоты, изрешеченные пулями, следовало хорошенько залатать и подкачать. Кроме того, мы стали объектом интереса для одной белой акулы.

Спустя тридцать три дня умер Мак, которого мы похоронили в море. Мы же с Филом продолжали бороться за жизнь.

К тому времени я уже начал делать то, что сделал бы любой, попав в безысходную ситуацию: в полном отчаянии я молил Бога вмешаться, говоря ему: «Я обещаю искать Тебя и служить Тебе, если Ты позволишь мне выжить».

Через сорок шесть дней мы оказались в двух тысячах миль к западу от Маршалловых островов. Нас – истощенных, на грани смерти, переживших страшный шторм – спасли японцы на сорок седьмой день.

Поначалу они вели себя достойно, но вскоре отношение изменилось, впереди были два с половиной года пыток и унижений в многочисленных лагерях. Особенно отличился старшина Мацухиро Ватанабэ, психопат и жестокий тюремщик по прозвищу Птица. Ему казалось, что чем сильнее он будет меня избивать, тем быстрее я начну делать пропагандистские радиопередачи для японцев. Но я не сдался.