Александра Сергеева - Дорога в Тридесятое царство

Изучение мифов и сказок для аналитического психолога означает то же, что для врача постижение анатомии и физиологии. Кроме того, исследование опыта предков дарит нам возможность развить интуицию – то самое «шестое чувство», которое позволяет узнать о присутствии джинна-архетипа в нашей жизни. Мы можем научиться слышать его шаги, изучить его повадки и предугадывать намерения. Тогда мы будем осведомлены о той цене, которую придется заплатить за его услуги, и тем самым убережемся от «сделок с дьяволом», когда платой за сиюминутную выгоду оказывается собственная душа, любимое дитя или же, в лучшем случае, «фунт плоти», но герой узнаёт об этом, увы, слишком поздно.

Архетип невозможно ни обмануть, ни приручить; с ним нельзя ни подружиться, ни подчинить его своей воле, но можно разведать его тайные тропки и лазейки, изучить его уловки и ухищрения, тем более что они довольно стереотипны. Тогда мы не только обезопасим себя от нечестных сделок, но и обретем драгоценное знание о законах собственной души, чудодейственные средства для ее излечения, а также безграничный выбор способов воплощения своей уникальности.

Чей ты будешь, мил человек, и как тебя звать?

Свою работу в качестве архетипического психолога я начала с проведения терапевтических групп для женщин, теоретической базой для которых служили мифы Древней Греции. Такой выбор был обусловлен, во-первых, широким освещением греческих мифологем аналитиками-юнгианцами, а во-вторых, тем, что европейская культура во многом построена именно на греческих традициях. Так или иначе, все европейцы имеют хоть какое-то представление об олимпийских богах. Наша же страна, как бы мы к этому ни относились, уже пятый век идет по пути европеизации, в том числе и в культурном смысле. Во всяком случае, в России Зевса, Афину и Аполлона знают намного лучше, чем славянских Дажьбога, Семаргла и Макошь.

Каково же было мое удивление, когда на наших занятиях, во время практики активного воображения, основанной, напомню, на греческой мифологии, участницы одна за другой начали описывать образы, явно относящиеся к славянским мифам и фольклору! Мой опыт работы был еще недостаточно велик, чтобы делать предположения о существовании неких «генетических» или «национальных» архетипических образов, более близких русской душе, нежели общечеловеческие коллективные идеи. И тем не менее изучение славянской мифологии стало для меня необходимостью. Чем больше я углублялась в психоархеологические раскопки в поисках славянских особых архетипических черт, сокрытых под культурными слоями той самой европеизации и еще более ранней христианизации, тем абсурднее мне казались собственные сомнения в начале исследования. Безусловно, базовые архетипы, выведенные Юнгом (такие как Тень, Персона, Анима и Анимус, Великая Мать и другие), являются общими ядерными идеями для всего человечества, но в определенных слоях бессознательного они отчетливо приобретают этнические черты.

Национальная психика, на мой взгляд, является отдельным пластом, пролегающим между индивидуальным бессознательным – «областью Фрейда», вместилищем подавленных, вытесненных за границы сознания идей и влечений конкретного человека, – и коллективным бессознательным, «сферой Юнга», сокровищницей психического мира всего человечества. Более того, можно предположить, что этот срединный пласт выполняет еще и связующую функцию между первым и вторым, – в том смысле, что культурные, родовые и семейные паттерны, то есть образцы поведения, заимствованные непосредственно по родственной линии, помогают индивиду приспособить собственную уникальную психику к общечеловеческим душевным инстинктам, каковыми и являются базовые архетипы.

Национальные или родовые архетипы – это та почва, на которой формируется менталитет: мировоззрение, образ мысли, представление нормы. То есть коллективные архетипы – это лишь повод к мысли, некая интенция, требование, влечение, а вот сам процесс осмысления уже проходит сквозь национальный культурный слой. Иными словами, каждое свое побуждение, желание или намерение, является ли оно внутренним порывом или реакцией на внешнюю ситуацию, мы бессознательно сравниваем с опытом предков, и лишь пропустив его через «потомственный фильтр», принимаем к сознательному рассмотрению и последующему воплощению в реальности или же отвергаем как нечто недопустимое.