Наталья Волохина - Что почитать? Канал на Яндекс.Дзен – лучшие материалы

– Вот, видишь, без умирания справился. А ты не хотела за него браться.

– Не кажи гоп, – вяло парировала я.

Надо все-таки отметить, что художник был смелый парень. Даже порисовывать начал, на пенсионные деньги кистей красок подкупил. Но стресса снятия с инвалидности он вынести не смог.

– Это что, я теперь снова должен буду работать? – ошалел он.

– Разве не к этому мы шли? К тому, что ты снова станешь полноценным человеком, а он, как известно, сам добывает хлеб свой насущный, трудом праведным. Ты даже нашел, каким именно.

– Ну, я бы мог работать, а инвалидность-то зачем убирать? – растерянно бормотал творец новой жизни.

– Затем, что ты здоров. И чтобы чувствовал себя уверенно.

Бывший больной был подавлен. Не верил братец, что реально придется снова брать ответственность за свою жизнь.

– У меня температура! —обрадованно кричал он в телефон.

Трубку взяла его старенькая мама, в жизни, кроме меня, психотерапевтов не видавшая, и с горечью поставила профессиональный диагноз:

– Не слушайте его. Он просто боится жить. Не хочет начинать все сначала.

Всем, кроме упертого татарина, все было ясно. С мощностью ядерного реактора он продолжал дело спасения: ссужал денегами на первых порах, устроил на приличную работу, что по тем временам непросто, поддерживал, не давал падать духом и поднимать температуру. Художник вынужден был жить и не болеть.

Но тут Ильясов шеф забрал его в столицу. Им там самим такие нужны. Художник держался. Даже поговаривал о возвращении в семью. Но однажды позвонил мне и радостно, гордо, как будто получил государственную премию за свои шедевры (замечу, непризнанным гением они никогда не был), сообщил, что у него снова рак, совершенно другой этиологии. Терминами профессиональный больной владел хорошо.

– Поздравляю, – совершенно искренне сказала я, – теперь у тебя снова есть то, чего ты хотел.

– Да, – тоже искренне, спонтанно брякнул он.

И сообразив, что выдал себя, смущенно замялся.

– Да, ладно, со мной можешь не притворяться. Зачем звонишь? Порадовать? Или, думаешь, снова буду спасать тебя?

– Нет, что вы! – испугался художник. – Я так, сообщить…

– Что прав в своем выборе. Не переживай, ты всегда прав. Ильяса только жалко.

– Да, – снова искренне согласился он.

На похоронах восьмидесятилетняя мама художника сказала татарину: «А я смирилась. Я поняла, что он так решил. Значит, ему так лучше». Но Ильяс смириться не мог, не мог принять чужой выбор «не жить».

– Надо бы вернуть тебе деньги, что ты заплатил мне за своего друга. Но я тебя предупреждала – чужой выбор не изменить. Нельзя прожить чужую жизнь и чужую боль.

– Но я все же попробовал, – упрямо ответил рыжий.

Ох, не зря его вернули с того света. Может, чтобы давал шансы художникам своей жизни.

Публикация на канале «Что почитать?» Подписка.

Включаться в жалость непрофессионально, не сможешь работать. Сострадание остается в подкорке, поэтому можешь делать все необходимое с полной отдачей. Но любой спец скажет вам, что и на старуху бывает проруха.

Моя проруха сидела передо мной в образе пятидесятилетнего красивого мужчины. И такой он был хороший, добрый, правильный, порядочный, состоявшийся, просто зубы ныли. А еще у него был метастазированный рак простаты четвертой стадии.

– Чего так поздно пришел? – отрешенно поинтересовалась я. В твоем состоянии ты можешь ждать от меня только душевного облегчения, а от себя только чуда. Но ты душевно спокоен, готов, а про чудо сам знаешь.

Долгое молчание.

– Знаешь, какое чудо тебя может спасти? – на всякий случай интересуюсь.

– Конечно, – просто отвечает чей-то принц, – любовь.

– Ну?

– Я не могу.

Молчу. Жду. Начинает оправдываться.

– Я женился по любви. А когда разлюбил, оставить не смог, это нечестно. Она мне доверяла, любила. Сын рос. Вот и жил, как мог. Работал, завод мусороперерабатывающий построил. Сын выучился, женился. А я вот…

– А жена тебя все еще любит?

– Не знаю. Но как я могу её оставить, вдруг не найдет никого больше.

– Раньше надо было, может, и нашла бы. А теперь все равно придется оставить.

– Да, – вздыхает он с сожалением о жене.

– Ну, сделай чудо – вернись в любовь. Вдруг выживешь. Дай себе и ей шанс. Глядишь, и ей повезет – снова влюбится.

– А если нет?

– Значит, не судьба. После твоей смерти тоже может не получиться.

– Может, – уныло роняет он и вдруг взвивается – но зато я умру порядочным человеком.