Андрей Курпатов - Складка времени. Сущность и критерии

Предисловие к этой книге я начал со «следственного эксперимента», демонстрирующего агрессивность той информационной среды, которая фактически является средой нашего обитания. В 1962 году президент Американской исторической ассоциации Карл Бриденбаух заявил о происходящей на наших глазах «великой мутации» – люди стали меньше читать книг, живут информацией из СМИ, утрачивают единство культуры, а в конечном итоге – входят в состояние «исторической амнезии» [96] Тлик А. Информация. История. Теория. Поток / Пер. с англ. М. Кононенко. – AL ACT: CORPUS, 2013. С. 424. . Но проблема глубже, о чем в том же 1962 году заявил Маршалл Маклюэн в своей знаменитой «Галактике Гуттенберга». Уже в XVII веке великий Готфрид Вильгельм Лейбниц видел «в страшной массе книг, продолжающей увеличиваться» угрозу возврата к варварству, «потому что в конце беспорядок уже будет не преодолеть». Интересно, что бы сказал автор дифференциальных и интегральных исчислений, без которых теперь не обходится ни один компьютер, относительно интернета?.. Вопрос риторический. Американский историк культуры Элизабет Эйзенстайн, последовательница Маклюэна, так ответила на опасения Бриденбауха: проблема не в «исторической амнезии», наоборот, из-за того что информация, включая и историческую, становится в нашем мире все более доступной, возникает «перегрузка каналов». И термин оказался весьма удачным…

Джеймс Глик, которому принадлежит невероятно увлекательная книга «Информация: история – теория – поток», пишет: «В 1963 году два психолога попытались количественно определить влияние дополнительной информации на процесс постановки клинического диагноза. […] Они озаглавили свою статью „Может ли кто-то иногда слишком много знать?“ и перечислили альтернативные названия в качестве бонуса: „Никогда еще так много не давало так мало“ и „Слишком много информации – это опасно“. […] Одним из исследователей в этой области был Зигфрид Стройферт, который в 1960-е в серии статей отмечал, что взаимосвязь между информационной нагрузкой и обработкой информации обычно выглядит как „перевернутая U“: увеличение информации сначала помогает, затем помогает не так сильно, а потом начинает мешать. […] К 1980 году исследователи уверенно говорили о „парадигме информационной нагрузки“. Это была парадигма, построенная на трюизме: люди могут „поглощать“ или „обрабатывать“ лишь ограниченное количество информации. Разные исследователи обнаружили, что ее избыток приводит к растерянности и фрустрации. […]

Благодаря телефону количество доступной информации уже начало увеличиваться. Люди XX века осознали, что могут мгновенно узнавать результаты спортивных игр, которых не видели; эта мысль посетила такое количество людей, что The New York Times посчитала уместным в 1929 году напечатать на первой полосе объявление, умаляющее читателей перестать звонить: "Не спрашивайте по телефону счет в играх баскетбольного чемпионата". Сегодня получение информации "в реальном времени" рассматривается как неотъемлемое право. Что вы делаете, когда у вас наконец есть все? […] Музыка приходит к нам мгновенно. Это симптом универсального знания. Это то, что критик Алекс Росс называет "бесконечным плейлистом", понимая, насколько неоднозначен этот дар: "Возбуждение вместо насыщения, вызывающий привыкание замкнутый круг из жажды и чувства неудовлетворенности. Только находишь что-то, как вмешивается мысль – а что там есть еще?". Глаза разбегаются. Еще одно напоминание о том, что информация не есть знание, а знание не есть мудрость. […] Когда информация дешевеет, дорожает внимание».

«Прошлое гармошкой складывается в настоящее» [97] Там же, с. 431–432, 435–436 , – резюмирует Джеймс Глик спор между Карлом Бриден-баухом и Элизабетой Эйзенстайн. Буквально физически не имея места в своем сознании ни для прошлого, ни для будущего, мы словно бы схлопываемся во времени. Наше настоящее настолько насыщено и перегружено информацией, что ему, почти в прямом смысле этого слова, голову некогда поднять.

Мозг человека не справляется с информационным бумом – и прежде всего не справляется его «рабочая память» [98] В отечественной литературе закрепилось понятие не «рабочей», а «оперативной памяти». , та самая, которая позволяет нам осуществлять целенаправленную мыслительную деятельность. Согласно «Большому психологическому словарю» российских авторов working memory (рабочая или оперативная память) – это «вид памяти, включающий в себя процессы запоминания, сохранения и воспроизведения информации, перерабатываемой в ходе выполнения действия и необходимой только для достижения цели данного действия» [99] Большой психологический словарь. – 4-е изд., расширенное/ Сост. и общ. ред. Б.Т. Мещеряков, В.П. Зинченко. – М.: ACT: ACT МОСКВА; СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2009. С. 450–451. . Однако в действительности «рабочая память» – это специфическое название для, по существу, самого процесса активного мышления. Неслучайно профессор психологии Алан Бэддели пишет: «Под термином „рабочая память“ подразумевается система, которая может сохранять и обрабатывать информацию, необходимую для выполнения сложных когнитивных задач, таких как чтение, обучение и логическое мышление» [100] Клингберг Т. Перегруженный мозг. Информационный поток и пределы рабочей памяти / Пер. со швед. К. Мурадян и Е. Серебро. – М.: Аомоносовъ, 2010. С. 48. .