Александр Куделин - Неуставняк-1

Испокон веков главный принцип воспитания молодых воинов – личный пример старших ратников. И именно он подцепил нас своей незаметной когтистой лапой и поставил в строй. Внутреннее сопротивление иссякло, и в строю уже не стало ни Первых, ни Вторых – был боевой строй, пусть пока и ополченцев, но уже строй!

Старшина дал чёткий приказ разделиться по три человека и приступить к формированию подразделений. Недалеко от ворот находилась беседка, куда и переместился капитан. Закурив, он начал просматривать переданные ему бумаги и сверять их с какими-то списками. Их ему принёс весь помятый солдатик, одетый в форму с чужого плеча – повседневный китель измят и велик, штаны отвисали так, что в них можно было воткнуть ещё одного такого же, а вся форма выгоревшая, почти песочного цвета. От ворот до капитана он шёл по ломаной траектории, которую корректировала не местность, а аура расходившихся сержантов. Они, не обращая ни на кого внимания, разбились по трое и двинулись в сторону бесхозно стоящих кучек прибывших ополченцев. Он же словно ловил их инфракрасные волны и старался двигаться так, чтобы не обжечься. Самое большое излучение истекало от сержанта в красных погонах – тот мельком взглянул на него, и он чуть не рухнул, но всё же удержался, проявив трепет и выдавив на лицо пот.

Невольно заметив это, я примерился – сержантик казался замухрышкой, и если б он попробовал со мной втянуться в суету [2] Втянуться в суету – незапланированная, навязанная кем-то тебе драка. Обычно в городах драки редко бывают спонтанными, как правило их объявляют, как дуэль, а вот нежданная и есть суета! , то однозначно получил бы пинок под зад.

Зато возле капитана солдатик стоял так, как уставший путник возле печки в зимнюю стужу, разве что не протягивал руки, чтоб их согреть.

Если других новобранцев сгонять в стада принялись по три пастуха, то к нам подошёл мной глубокоуважаемый Десантник в звании старшины:

– Так, слушаем меня внимательно, и если кто будет правильно и вовремя выполнять данные мной указания, то тому останется его цветущий вид и ровное, а главное, здоровое дыхание! – Старшина стоял прямо, руки его свободно свисали вдоль тела, сам он слегка покачивался на пяточках своих новеньких сапог. – Сначала мы сделаем следующее: каждый снимает свой бушлат и кладёт перед собой, под ноги; затем высыпает содержимое вещмешка и распределяет на две кучи – съестное и нет! Ясно?!

В ответ послышалось невнятное мычание, и только я ответил с задором: «Так точно!»

– Вот! Учитесь правильно отвечать! Любое Тело в армии имеет голос, а голосом надо уметь пользоваться. Вот как, например, у… – Он быстро подошёл ко мне и, поставив меня сбоку, приобнял и слегка прижал. – Как тебя?

– Гриша, – ответил я, чуть повысив голос.

– Телу не следует иметь имя, достаточно фамилии. Как тебя зовут!?

– Куделин.

– Вот уже почти правильно, но ваше тело имеет общее название. И это название – Призывник, ясно?!

– Так точно, Призывник Куделин, – я словно включился в игру и мне нравилось, что со мной играет такой остроумный и сильный противник, вернее не противник, а наставник, ну, в общем…

– Молодец, далеко пойдёшь, куда приписан? – он меня ещё раз приобнял и отпустил.

– В десант, – гордо сказал я.

– Приписан – не взят, будешь не дурак, станешь одним из нас. – Он отступил в сторону, крепко взял меня за предплечье и сильно сжал. Я почувствовал железную хватку бесстрашного воина. Через это сжатие часть силы перелилась ко мне и полностью меня ему подчинила.

– Так, Тела, почему не копошимся, чего ждём?! – Старшина вышел из нашей отары и резко повернулся к нам лицом.

Все замельтешили, выполняя первый в своей жизни приказ! Каждый старался сделать это как можно быстрее. Я выполнил задание первым, так как всё своё пропитание я метнул на стол без остатка и разделять вещи, развязывать пакетики и разворачивать газетки мне не пришлось. В моём рюкзаке разместились: пара носков, полотенце, бритвенный станок с пачкой лезвий, зубная щётка и паста, отдельно в пакете лежало десять пачек Ташкентской Примы. Я выпрямился и посмотрел на другие отары – казалось, что скорость их копошения зависела от цвета погон управляющих ими сержантов. И если в нашем стаде движения были почти что размеренны, то в стаде черных погон мельтешение было сродни панике.

– А ты, орган, чего землю сопливишь? – Это мой кумир обратил своё внимание на Третьего.

Тот уже не плакал, а только, как истукан, смотрел в одну точку. Старшина пробрался сквозь минные заграждения наших развалов и положил руку ему на плечо.