Константин Ковалев - Как стать богатым и здоровым

Как потом установили родители, я пролежал в таком состоянии 8 часов. Меня нашли после случившегося только спустя 8 часов.

Когда меня привезли в реанимацию, меня там брать не хотели туда. Говорили отцу, что куда вы его привезли, его в морг надо.

Но, вопреки всему, еще прослеживался еле заметный пульс.

Операция прошла успешно.

После нее хирург сказал папе, что ситуация критическая, но живет, вопреки всему.

Папа работал тогда у одного очень влиятельного человека на даче по строительству, вот он меня, выдав за своего племянника, и устроил в ведущий Российский институт нейрохирургии.

Месяц лежал без сознания, в течение этого месяца никто из профессоров не мог сказать, буду ли я жить.

Но однажды я очень медленно открыл один глаз. Потом закрыл его. Потом открыл, также, медленно второй. Закрыл его.

Первые два месяца сознательного состояния я не помню себя. Это, знаешь, как в детстве, первые года 3 себя не помнишь, Вот так же. Мозг был поражен.

Дефект был на затылочно-теменной области мозга. Которая, как раз, отвечает за зрительную и слуховую функцию, и за функцию разговора. Но когда исследовали оставшиеся функции моего организма, это было еще в бессознательном состоянии, то потом профессора вышли и сказали родителям, что вам повезло, у вашего ребенка зрительный, слуховой и разговорный нерв чудом остались целы.

Но все равно, все это делать учился заново, так как мозг был поражен, несмотря на то, что нервы чудом остались не поврежденными. И я вообще не помню себя в это время. Это мне все потом рассказывали.

Разговаривать учили заново. Буквально с произношения отдельных звуков. Логопед поднесет к лицу спичку, скажет, чтоб я дул. Я дуну – звук «ф» отрабатывать учился.

Хорошо видеть научился за половину года, слышать месяца за два, разговаривать нормально за год. Вначале учился мыслить, учился воспринимать происходящее вокруг, фиксировать в голове, что кто-то разговаривает в данный момент, понимать слова учился. Удерживать в голове тему разговора.

Позже учился удерживать в голове тему разговора, его течение, логическую развязку. Очень трудно было. Очень трудно было идти в неизвестность, не зная еще, что все закончится хорошо.

Что случилось со мной, я не помню.

Амнезия.

Говорили ребята, с которыми я лазил по монастырю, что я упал.

Но специалисты сказали, что ни о каком падении не может быть и речи, сильный удар тупым, тяжелым предметом.

А друзья мои оставили меня там, испугались, и ушли. Пошли вечером в школу на огонек, на танцы.

Вся правая часть тела у меня потом была парализована. Меня вначале учили сидеть, это уже после того, как немного разработали ногу, опять же я этого ничего еще не помню, потом пересадили с каталки в инвалидное кресло.

На нем меня мама катала вдоль палат, и я вглядывался в номера палат, пытаясь увидеть каждый номер, учился видеть.

Рука была согнута в локте, парализована. Мне давали яйцо куриное в руку и о стол я пытался разбить его. Естественно ничего не получалось – локоть бился о стол, а не яйцо.

Сколько упражнений я переделал потом, когда уже чуть-чуть научился осознавать, что со мной произошло, и где вообще я.

Говорили, что я не буду ходить или только с сопровождением. Естественно вначале никакой координации, по стеночке ходил, в голове шум. Но потихоньку-потихоньку, месяц за месяцем я научился ходить и без посторонней помощи.

Я сдал экстерном экзамены в школе за 6 класс, перешел в свой класс. Потом окончил институт, начал работать.

Я постоянно очень много занимался, с самого утра.

Вначале я качался и делал растяжку. У меня даже фотка есть, где я на шпагате. Когда потом показал ее профессорам в институте, видел у них слезы на глазах.

Вот так вот и осталась такая легенда в лучшем Российском научно-исследовательском институте нейрохирургии.

Но потом мне как-то сказали врачи, что мне заниматься нельзя. Сказали, чтоб я не гневил Бога и сказал «спасибо» за то, что вообще выжил. Мне сказали, что это один случай из тысячи, что я выжил. Говорили, что если я буду и дальше так много заниматься, то могу умереть. Они меня так предупреждали.

Врачи говорили мне, что мне нельзя ни ходить быстро, ни бегать, ни плавать, ни кататься на велосипеде, ни в горку ходить, а только с горки.

Первые месяцы после этого я находился в депрессии. Неужели все стремления были зря? Врачи же говорили, что мне и в Москву нельзя ездить – нельзя чтоб перед глазами мелькали быстро движущиеся предметы, люди, метро, транспорт.