Галина Иванченко - Идея совершенства в психологии и культуре

Возможно, связи и их основания выстраиваются по-разному для совершенства рукотворного и природного. Порою трудно отделаться от мысли, что природе ведомо понятие совершенства. Подтверждением может служить наличие многообразных эстетических пропорций, в том числе «золотого сечения».

Что в природе вызывает в нас ощущение совершенства? То, что превосходит способности человека – например, птицы, легко перемещающиеся в недоступном человеку воздушном пространстве. То, что является редким, уникальным, неповторимым. Яркий – в прямом и переносном смысле – пример – драгоценные камни, но это также и восходы, закаты, пейзажи. Совершенным может быть как эфемерное и хрупкое создание природы (цветок, распускающийся и благоухающий один лишь день), так и долговечное – многовековое дерево на тысячелетнем утесе, и сам утес. Наконец, совершенными могут быть и кажущаяся бесцельной красота того же цветка, и прекрасное в своей функциональности крыло птицы или форма тела дельфина.

Но какие чувства в человеке вызывает это нерукотворное совершенство? Ральф Уолдо Эмерсон в одной из самых знаменитых своих речей, говоря о великолепии совершенного в своей красоте лета, перечисляя приметы полноты бытия и радости, несколько неожиданно замечает – «Со смущением мы вынуждены чтить совершенство мира, с коим общаются наши чувства» (цит. по: Покровский , 1995, с. 301). Откуда это смущение, нарушающее бескорыстное любование и наслаждение благодатью? Отчасти оттого, что совершенство мира требовательно, оно ждет от человека реализации каждой его способности – «на его плодоносных землях; на его судоходных морях; в его рудоносных и скалистых горах; в его богатейших лесах… в силе его света, тепла, животворности – во всем присутствует достойное того, чтобы энергия и душевные силы великих людей подчинили этот мир и наслаждались им» ( там же ). Этому вызову непросто соответствовать, и психологически понятным выглядит стремление человека оттеснить совершенство в область чудес и редкостных диковин, и не видеть, отрицать его вокруг себя.

Поэтому нам нелегко назвать совершенным то, что окружает нас в повседневности, привычное нам, как сказал бы М. Хайдеггер, «сподручное». Крыло домашней птицы в нашем восприятии теряет вольную и гордую красоту крыла диких ее собратьев. Повседневные вещи имеют шанс обрести достоинство совершенства, только если они пройдут сквозь толщу времени. В своем письме Лу Андреас-Саломе Рильке так говорит о найденных в конце XIX века самых повседневных античных вещах: они «воссияли, как звезды, над изменчивым временем… Мастера, что дали им жизнь, безвестны, двусмысленная слава не коснулась чистоты их форм, и предание не замутит их обнаженную ясность. Случайный голос не нарушит тишины их сосредоточенного бытия, и длительность их бесстрашна и безоглядна… и это, и многое другое … продолжает жить в своем возвышенном совершенстве среди разрушенных и призрачных людей» ( Рильке , 1999, с. 392–393).

Но еще более, нежели в человеческих творениях, «возвышенное совершенство» человеку свойственно видеть в природе – причем и в ее неистощимом разнообразии, и в предельном равнодушии к индивидуальному существованию. В «Даме с собачкой» Гуров и Анна «в Ореанде сидели на скамье, недалеко от церкви, смотрели вниз на море и молчали. Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства» ( Чехов , 1962, с. 395).

В совершенстве мы находим такие ценности, как цельность и завершенность (о глубоко своеобразной трактовке К.Г. Юнгом и его последователями отношений между совершенством, цельностью и завершенностью мы будем говорить в следующей главе). Совершенное не имеет ни излишеств, ни недостатков, в нем нет ничего привходящего или отсутствующего. Совершенство несовместимо с аффектацией, все его части сосуществуют в гармонии и неразрывном единстве. Но цельность – лишь внешний план совершенства. В нем сказывается еще и нечто скрытое, глубинное. Совершенство – особый смысл, который сознание находит в некоторых образах, или привносит в них.