Софи Кремлёва - Тёмная сторона луны. Выжить рядом с психопатом и обрести себя. Основано на реальных событиях

К сожалению, начиная с моего заплыва в 7 лет его авторитет стремительно падал в моих глазах, все дальше отделяя меня от того идеального образа, в который он стремился меня облачить. Притворяясь Хорошей Девочкой, я начала искать свою силу в бунтарстве и непослушании. В девять лет я попросила родителей записать меня в детскую конно-спортивную школу. Мама уклончиво сказала «может быть», а отец только презрительно фыркнул «что за глупая трата времени». Поэтому, накопив немного карманных денег (которые мне все-таки начали давать на кафе), я записалась в конный клуб, который находился в пяти трамвайных остановках от моего дома – «У вертолета». Мне удавалось успешно скрывать свое увлечение больше года! Несмотря на вонючую одежду, хлысты и попоны в шкафу, схемы устройства лошади, которыми были украшены стены моей комнаты, родители не догадывались, где я пропадаю до, после и вместо уроков. Иногда я приходила домой с фингалами, ссадинами и синяками. Конюшня и общество девочек-конниц было средой, в которой закалялась сталь. Меня роняли на щебенку и в навоз, пинали копытами, я билась в драках со старшими девчонками, отстаивая свои границы. Днем я чистила денники и коней, а вечером ездила без седла за сеном.

Настал день, когда, вернувшись из клуба, я встретила в дверях монстра. Он грозно рычал, из его ноздрей клубился дым, очи пылали яростью. Он потрясал перед моим носом конской попоной, другой рукой доставал ремень и требовал немедленно прекратить делать то, что я делаю, а не то … Этот момент я помню отлично: я встала перед ним, уперев руки в боки и сказала: «А то что? Что ты мне сделаешь? Только попробуй, и я тебе врежу!» И он отступил, ушел и перестал со мной разговаривать. Я стала пустым местом на много лет – и в какой-то степени меня это устроило. Появилось больше свободы.

Как я узнала позже, первой о моем увлечении догадалась мама. Была зима, она отправилась искать меня, опираясь на смутные сведения о предполагаемом нахождении конюшни. Выйдя из трамвая, она пошла по тропинке в частном секторе и внезапно оказалась окружена стаей бродячих собак. Собаки угрожающе рычали и не пускали ее дальше, помочь было некому. Мобильных телефонов и пейджеров в то время еще не изобрели, а на жалобные крики помощь не приходила. Сколько она так простояла на морозе, она не помнит, но каким-то образом эта история ее изменила. Чудом вырвавшись из окружения, она вернулась домой, рассказав отцу о своих приключениях. Так, к моему приходу он был уже достаточно свиреп и дик, направив на меня всю свою ярость.

Возможно, если бы он использовал эту возможность, чтобы узнать больше о моем увлечении, найти взаимопонимание и наладить мосты, моя дальнейшая жизнь сложилась бы иначе. Но он постепенно отдалился от меня, а я отправилась в бурный подростковый возраст. В свободное плавание.

Школу я заканчивала без троек, но с лишним весом и сильнейшей депрессией. Дело было в том, что я не была уверена, чем дальше хочу заниматься. Последние классы школы были в большей степени посвящены увлечению ролевыми играми (где мы с приятелями воспроизводили сюжеты из книг Дж. Р. Толкина), ходили на рок-концерты, пили крепкий алкоголь и ругались как сапожники на всех языках, включая язык Средиземья. Возможно, такими выходками я пыталась привлечь внимание отца, но обычно он, сталкиваясь с моим внешним видом или ухажерами, всем своим видом выражал неодобрение, отвращение и презрение.

Мама была занята написанием диссертации, отец жил между командировками и охотой на зайцев. По большей части, я была предоставлена сама себе и проживала, по всей видимости, первый экзистенциальный кризис самоопределения. Временами у меня случались приступы непостижимой сильнейшей душевной боли, которую я пыталась заглушить рок-музыкой и алкоголем. «Со мной что-то не так, я плохая, грязная». Иногда я резала руки и ноги ножом, чтобы как-то заглушить эту ноющую и непонятную боль. Я никогда не пыталась себя убить – селфхарм часто встречается у эмоционально травмированных детей и подростков. Со временем эта потребность ушла, но шрамы остались. По этим шрамам впоследствии я определяла «своих» – знакомых не понаслышке с этой смутной душевной болью.