Ирина Васильева-Сазо - Бесплатный сон в мышеловке. Дрим-квест по искусству оставаться живым

А между тем именно такое расширенное восприятие мира является особенно ценным. Ведь в такие мгновения мы становимся похожи на свет: нашу психику можно описать одновременно и как волну, и как частицу. Неслучайно Карлос Кастанеда использовал для таких состояний понятие «светящиеся существа».

Наша способность по-разному воспринимать мир левым и правым полушариями отчасти отражает это условное разделение на волну и частицу. Когда вступает в права правополушарное восприятие мира, мы восприимчивы и настроены на чувственные, эмоциональные, телесные и другие волны и ритмы. А левополушарность помогает нам воспринимать дискретно, выделять отдельные части, осознавать и концептуализировать.

Во время сна психика пытается компенсировать педалирование левополушарного способа дневного существования, навязанного социумом, и дает больше прав правополушарному.

Правополушарность отражает текучесть и непрерывность психических процессов. Вот почему подобные переживания так далеки от левополушарных, которые легко описать с помощью привычных дискретных понятий.

У человечества есть не так много слов, которыми мы можем описать всю палитру чувственных и других «волновых» переживаний. А то, что человек (пока) не может описать привычными словами, кажется ему недостоверным.

Исследователь духовного опыта Китая Владимир Вячеславович Малявин по этому поводу заметил: «Во сне, освобождающем нас от рационального самоконтроля, мы воистину открыты метаморфозам бытия и способны открывать для себя бесчисленные жизненные миры. Мир грез в китайском понимании есть непосредственное раскрытие творческой, или, как говорили в Китае, „небесной“ силы жизненных метаморфоз».

И чем больше мы погружаемся в стихию непрерывных волновых процессов, тем острее ощущаются неточности и нехватка слов и понятий – для их описания. Вот почему этот опыт так часто описывается через метафоры, аллегории, притчи и афоризмы.

Мы будем обращаться к волновым процессам, отраженным в сновидении на всех, но особенно на втором слое Символопластики, а еще – обращение к парадоксам, мифологии, афоризмам и прочему будет уместно и в этой книге.

По мнению Малявина, «Афоризм примечателен тем, что обрывает поток суждений, ставит предел слову (недаром само слово афоризм по-гречески выражало идею очерчивания границ). Афористическое высказывание как бы завязывает „цепь мыслей“ в узел: не нуждаясь в доказательствах, оно отсылает не к другому суждению, а к смыслу, схороненному в нем самом, хотя и лежащему за пределами наличного, общепринятого значения слов».

Для решения более сложных задач, когда для передачи ценного опыта другим людям требовалось сохранить не только сухую информацию об удивительных открытиях и догадках, но и другие ее аспекты, например, текучесть, непрерывность психических процессов и живую спонтанность, только афористичности бывало недостаточно.

Для этой цели древние эллины обращались к движениям и танцам в мистериях, а даосы прибегали к пластическим формам выражения сложных даосских идей в практиках тайцзицюань через серию сплетенных в причудливый танец движений, плавно перетекающих одно в другое и наполненных глубоким смыслом.

Не менее важным вариантом как у тех, так и у других было обращение к сновидениям.

Почему так важно осознавать рациоцентризм

Из-за малоценности чувственного опыта и ненадежности языка мы не вполне осознаем, кто мы такие и что нам на самом деле нужно. Не всегда знаем, как мы устроены, как мы воспринимаем, на основе чего принимаем решения, и, главное, как могли бы воспринимать мир по-другому, то есть более полно.

Мы слишком доверчивы и легковерны в том, что мир и мы сами – это то, как мы привыкли о нем думать. Каков мир или мы на самом деле более глубоко узнаем лишь разобравшись с этим: кто из любопытства, присущего человеческой природе, а кто от нужды, например, после психотравмирующих событий.

Именно благодаря лучшему пониманию себя у нас появляется шанс разрешить себе быть более чувствительными и чувствующими, больше доверять себе, своим чувствам и ощущениям. Таким образом мы разрешаем себе быть более живыми.

Мы можем вдруг осознать, что чувства – это тонкие ориентиры и столь недостающая нам энергия для свершений, а вовсе не атрибут впадающих в неконтролируемую истерику граждан, как кажется нередко некоторым моим клиентам. А наше тело – это вовсе не «будущий труп», по образному выражению одного психолога, а чувствующая и чувствительная часть нашего «Я». Наше тело – это во многом мы сами. Карл Юнг называл его «выражаемой частью нашей души».