В детсад я ходила очень редко: постоянно болела ОРВИ. Родители днем были на работе. Сестры учились в разные смены, я оставалась с ними. Был период, когда одной уже надо было уходить в школу, а другая еще не пришла после уроков. Около часа я была одна дома, стояла на окне и ждала. Помню, как страшно было повернуться и посмотреть на дверь комнаты. Что-то темное, подвижное, бесформенное могло меня там ждать, могло появиться там, как только я оглянусь. Пока я не смотрю на дверь и не думаю о нем, его не существует. Я не отводила глаз от дороги во дворе и старалась переключить внимание.
Я часто играла с сестрой Полей в куклы. Она сделала из картонной коробки для меня театр и показывала представления; она читала мне сказки и следила за мной во дворе; я рисовала рядом, когда она делала уроки; рисовала в ее тетрадях, когда ее не было дома; я приходила к ней спать, когда не хотелось одной. Но иногда мы ссорились. Когда Поля на меня обижалась или вредничала, я грозила рассказать все маме. Она предлагала поиграть со мной в обмен на молчание. Соглашаясь, я знала, что расскажу. Я хитрила.
Поля хорошо относилась к моему отцу, она старалась заслужить его любовь. Пьяный, вечером он давал ей деньги, а наутро просил дать ему эти деньги в долг.
Старшая Алина была с гордым и независимым характером. Она с ранних лет спорила и шла наперекор мнению родителей. Мама и Алина часто ругались. Я мучила нашу кошку Мурку; один раз отрезала ножницами Мурке усы; таскала ее за хвост и за ноги; гладила против шерсти и крепко обнимала. Алина, защищая кошку, била меня. Отец ругал ее за это. Однажды он ее ударил. После этого мама окончательно решила развестись с ним. Отец потребовал разделить четырехкомнатную квартиру пополам. Она согласилась, лишь бы разъехаться.
Это случилось в 1991 году. Развал СССР – танки больше не нужны – завод закрыли. Мои родители развелись, разъехались и остались без работы одновременно. Оба начали сильно пить. Бабка приносила нам продукты. Старшая сестра поступила в кулинарный техникум, затем работала где-то в общепите и приносила домой масло, муку. Мы пекли лепёшки.
Было тяжелое время. Мама находила работу то сторожем в детском саду, то уборщицей в школе. Но работала она недолго – уходила в запой дней на 10, пропадала из дома, прогуливала работу, ее увольняли.
Отец первое время надеялся найти работу директором магазина или начальником на производстве, но не мог. Пережив разочарование, он устроился плотником на фабрику мебели. Изредка я приходила к нему на работу. Однажды он захотел выпилить для меня кубики из бруса. Он был выпивший, что-то пошло не так, и он отрубил себе фалангу пальца. Он запаниковал и попросил меня срочно уходить. Было страшно за него. После этого его уволили. Когда мама не пила и дома было что кушать, я, как Красная Шапочка, несла папе литровую банку горячего супа, заботливо обернутую в полотенце. Идти было минут 20. Я успевала принести суп теплым. Папа играл со мной в шашки и обещал научить играть в шахматы. Когда-то он был призером турнира по шахматам. А теперь с соседом ездил на городскую свалку и искал там продукты, выброшенные магазинами. Помню почерневшие бананы. Он сказал мне, что иногда магазины выбрасывают непрезентабельные товары, у которых плохой внешний вид, но они не испорчены. Потом ему дали пенсию по инвалидности.
Летом я гуляла во дворе. Играла с детьми. Мне запомнилась одна девочка, старше меня на несколько лет. Ее отец работал в милиции. Она производила необычное впечатление благополучного ребенка. Это манило к ней. Было очень любопытно, как она живёт. Она играла с нами в игру, командовала нами, мы выполняли ее задания. Поначалу это было весело. Но потом двум другим девочкам стало скучно. А у меня возникло чувство личной преданности, как у солдата на войне. Мне было обидно, что те девочки не хотели дальше играть. А она хвалила меня за то, что я самая послушная. Это приятное чувство, когда у тебя есть человек, которому ты предан.
Началась школа. Лет с шести я умела читать, писать, складывать и вычитать столбиком. В первом классе учительнице быстро надоело, что я тяну руку на все ее вопросы. Она сказала, что знает, что я все знаю. Она попросила меня не тянуть руку. А если я хочу в туалет, то самой вставать и выходить. Это было неприятно. Знать ответ и молчать. Было скучно сидеть на уроке и ничего не делать. Я наблюдала, как другие тянут руки и отвечают часто неправильно или не могут ответить, когда их спрашивают. Это вызывало во мне чувство моей исключительности, обособленности.
Читать дальше