Мария Кудрявцева - Выбери себе жизнь. Как без волшебства и магии освободиться от влияния кармических законов

– Каждая взяла что-то своё из рода, – кивнула Тоня. – Так бывает. Одна сестра взяла что-то от одного рода, другая – от другого. Ты, кстати, что-то маловато дат записала, – взглянула она на Катин листочек, испещрённый символами генограммы.

– С датами совсем плохо, – вздохнула Катя. – Ну, разве что дни рождения и смерти. Всё остальное: сколько встречались, кто во сколько лет замуж вышел, когда работать начал, когда уехал – всё приблизительно. «Около двадцати», «после войны», «ну вот как раз Брежнева поставили» – как-то так.

Тоня опять кивнула.

– Да, это точно. Я тоже, когда со своей генограммой работала, обратила на это внимание. А ещё что-то интересное раскопала?

Катя помедлила, почесала в раздумье переносицу.

– С деньгами как-то у всех, начиная с гражданской войны, было не очень. У кого свой дом был, дело какое-то – все всё потеряли. Об этом труднее всего было выспрашивать, привыкли наши предки молчать о том, что до революции было, если не вписывались в стандарты рабочего или бедного крестьянина.

Путём кропотливого сопоставления самых, казалось бы, неожиданных сведений о родственниках, которых Катя зачастую никогда и не видела, к её удивлению, сложилась достаточно стройная, хотя и далёкая от оптимистичной, картина.

Из поколения в поколение тянулись семейные скандалы. Точнее, решение проблем с помощью скандалов. Катя добросовестно записала в тетрадочку истории о том, как одна из бабушек вылила на благоверного кастрюлю с супом, когда тот странным образом припозднился домой; о том, как один из мужей бабы Лизы постоянно не доносил до дома зарплату. То потеряет, то обокрадут его, а баба Лиза бьётся в истерике и швыряет тарелки.… Записывая, Катя неожиданно вспомнила, как ругалась со своим первым мужем, и тарелки летали, и чашки. А второй её муж точно так же регулярно приносил домой только часть зарплаты. Остальную часть либо успевал дать в невозвратный долг дружку-страдальцу, либо купить какую-то разрекламированную ерунду, либо ухитрялся ещё куда-то пристроить кровные. Ах да, ещё мамин муж, Катин отчим, в своё время кучу денег в «МММ» просадил.

«Понятно, из той же оперы…», – досадливо куснула Катя карандаш. За воспоминаниями об отчиме пришли воспоминания о разводе матери, после того, как обнаружились его увлечения на стороне. Катя тогда давала себе клятвенные обещания, что у неё в жизни всё будет по-другому, но в результате ушла от первого мужа по той же причине.

Головные боли были привычной жалобой почти всех женщин, судьбу которых Кате удалось хоть как-то отследить. И, кстати, появлялись эти головные боли обычно после замужества.

Умершие в младенчестве дети тоже были у большинства. Хоть и сложно было узнать про аборты и выкидыши, но Катя была уверена, что без этого не обошлось.

Классифицируя женщин рода по психологическим признакам, Катя с изумлением увидела, что в большинстве случаев доминировал психотип «ломовая лошадь + злобная училка». «А ведь я точно так же всегда старалась волочь всё на себе, – с тоской подумалось Катерине, – и мужей-бестолочей старалась на правильный путь наставить».

Любопытно было, что часто повторялись одни и те же имена, даже у бабушкиных и прабабушкиных мужей. Каждая хоть раз была замужем за Николаем, одного из бабушкиных братьев тоже звали Николаем. Катя внутренне передёрнулась, вспомнив разговоры с последним мужем о том, как назвать будущего ребенка. Муж настаивал на имени Колька. А среди женщин чаще других встречались Ирина и Ольга.

С мужчинами ситуация была неоднозначная. С одной стороны, редко кто доживал до 50 лет, да и в целом мог похвастаться отменным здоровьем, домовитостью и успешностью. С другой, таинственным пятном выделялся некто Костеневский, поляк по национальности, за которого вышла замуж бабушкина сестра Раиса. Уехала она с ним в польский город с зубодробительным названием Ястшембе-Здруй, и вроде жили они там хорошо. Пан Костеневский то ли держал там автомастерскую, то ли работал в городской управе, то ли и то и другое, только в разное время, Катя так толком и не выяснила. Райка-буржуйка, как звали её в семье, вроде как приезжала несколько раз навестить родню, но потом визиты стали редкими и постепенно связь потерялась. Узнать, как развивалась эта веточка рода, Кате сейчас представлялось малореальным.

Родственники по мужской линии, в силу их многочисленности, с одной стороны, и слабости родственных связей, с другой, тоже виделись какой-то загадочной и невнятной массой.