Елена Джейхан - 50+50. Выживать? Доживать? Жить?

– Увы, не все так просто. Я тебе как врач скажу, недостаточно про душу, мы со своим телом в глубокой связи. В старческом возрасте полно заболеваний, которые сопровождаются изменением характера: у диабетиков повышенная раздражительность, у сердечников- тревожность, про деменцию я вообще молчу- там может быть полный букет: и подозрительность, и агрессия.

Елена:

– Значит, все безнадежно. Всю жизнь зарабатываешь хорошую Карму, а потом в старости хлоп! И деменция.

Наталья:

– Не совсем так уж хлоп! Есть признаки. Как раз, если у родителя или пожилого родственника меняется характер, это точно знак обратить внимание на его здоровье, и на уровне тела, и на уровне ума. И есть возможность лекарствами замедлить течение заболевания.

Елена:

– Понимаю, о чем ты говоришь, у моего папы была тяжелая кардиофобия, просто на животном уровне страх остановки сердца. Между прочим, кроме негативных последствий, были и позитивные: он тщательно следил за состоянием своей сердечно-сосудистой системы и, уверена, продлил годы своей активной жизни.

Наталья:

– Вот видишь, многое можно подкорректировать.

Елена:

– Я вот читателям советую не сужать круг знакомств.

Наталья:

– Это ко мне. Да, близких людей мало: один-два-три. Но чем шире круг разновозрастного общения, тем выше социализация, больше социальных связей- выше сохранность интеллекта, мотивация к активной жизни.

Елена:

– Ты все же как экстраверт говоришь. У нас, интровертов, по-другому. Помнишь, Владимир Зельдин, известный актер, до ста лет в театре играл, он говорил: « Старость – это когда живешь, как тебе удобно, и общаешься с теми, кто тебе приятен, и этот «подарок» уже тоже можешь себе позволить».

Наталья:

– Нет противоречия. Смотри, от нас самих зависит, приятны нам люди или нет. В принципе, любой самый экстравертный экстраверт с возрастом имеет тенденцию к аутизации и десоциализации, к удалению от людей вглубь себя. Но…это как гимнастика тела, а тут «гимнастика общения».

Елена:

– Не знаю, мне тоже кажется, тут нет противоречия: да, избирательность повышается, и, например, этот внутренний комфорт становится наиболее важным, но, если все в твоем круге озабочены комфортом других людей, получается лучше, чем одиночество.

Наталья:

– То есть все же есть проблема одиночества?

Елена:

– У интровертов она менее острая что ли. Например, мои родители ближе к 80-ти стали предпочитать общество друг друга.

Наталья:

– А сейчас представляешь, каково маме, когда она осталась одна?

Елена:

– Может, мама не самая самостоятельная, но она очень самодостаточная. Мне кажется, это «коронка» интровертов: мы более самодостаточны, что ли, не так нуждаемся в общении. Вспомни, ты даже работать любишь вместе, а я предпочитаю в одиночку. Мне кажется, я для старости больше подхожу, в связи с естественной убылью людей нашего круга.

Наталья:

– А мне кажется, и наши разговоры это доказывают, что ты не меньше моего нуждаешься в общении, но выбираешь другие формы, например, внутри семьи.

Елена:

– Да, моя семья- ближайшие друзья. Поэтому так не хватает папы, вот уж кто до последнего жаждал общения.

Наталья:

– Земля пухом. И моей мамочке…

Когда мне было в районе тридцати, мы с мужем и сыном жили в большой, правда, но общей квартире с моими папой, мамой и бабушкой. И вот однажды, после очередной стычки трех взрослых женщин на одной кухне, я со слезами и в полном отчаянии спросила маму, неужели они так хотят жить? Мама очень удивилась: «А разве мы плохо живем?» Из души рвалось: «Не плохо, а невыносимо плохо». Промолчала, правда, через три года, беременная вторым, пошла, сняла квартиру и сказала, что назад не вернусь. На этот раз мой первый муж был против – хотел жить с моими родителями: «С детьми помогут и вообще…».

Откуда пошел этот странный «замес», что три-четыре поколения должны жить вместе? Из деревни? Из бараков? Из коммуналок? А, может, из огромных дворянских усадеб, где можно было легко затеряться?

Полина: «Родители живут в трехкомнатной квартире, у нас с дочкой комната. Мне тридцать, в разводе, естественно, никакой личной жизни. Снять не хватает денег. Просила разменять – в ужасе, сказали: после нашей смерти делай, что хочешь. Мне, что, теперь их смерти ждать?»

Андрей: «Сыну 25, образование есть, с работы придет- у компьютера сидит, не пьяница какой-нибудь. Одно беспокоит, девушки-то нет. Мы, конечно, вместе живем, к нам не приведешь, я понимаю. Но как-то же устраиваются другие… Может, он… этот… гей?»