Начала их задавать. Истошно, даже дико. Громко кричала на всё пространство: что вопрос, что ответ. И эхо не было. Что там говорить за другие голоса.
Либо пространство разочаровалось, либо ждёт. Разочаровалось в чём? И ждёт чего? Но каждый вопрос и, находящийся где-то в глубине неё, ответ, не от крика просыпался – а от самого себя.
И так стало горячо внутри, так горячо, что захотелось согреть то, что причинило боль. Согреть собой. Открыть поры и вынуть этот жар, это тепло и согреть.
И поры действительно открылись. Она даже сама не ожидала. Они расширились неимоверно. И ей предстала картина собственного светоточения. Она начала светиться и осветила пространство вокруг себя.
Только теперь она обнаружила тех, кто от этого света начал приподниматься. Вначале у них были очень мутные, бледно-серые глаза, без зрачков. Но чем ближе они становились, тем больше стали похожи на людей.
Приближенные к её светлому теплу, щедро сочившийся из каждой поры ее тела, из глаз, даже из волос, становились не то, что похожи на людей, они ими становились. Те, которые твердо и плотно стояли на ногах, брались за неё невидимыми нитями. И только они поднимались наверх.
И не было там наверху того узкого горлышка. Они собой освещали совсем другое пространство. Были и те, кто не верили в этот свет. Утверждали, что это иллюзия, их предсмертный бред и глупость самозванки, которая привлекает, потому что выгодно ей.
Но она оставалась стоять. Потому что всё большее и большее количество людей становились ими. И начинали светиться и подниматься. Невозможно было сказать, что они выходили с этого пространства.
Она уже даже не могла вспомнить, где она до этого была, и как она оказалась сейчас здесь. Может быть она тут и была? Всегда. И всю свою жизнь летела сюда.
Пространство никогда вокруг неё не расчищалось, потому что подходили, подползали, ковыляли к ней те, которые хотели точно также стать облегченными. Лёгкими, как пушинка, как белый светлый пух.
Светлое пространство становилось шире. И те, которые вверху, протягивали уже свои нити другим. Не поверившие ей, доверились им. Мало, кто помнил и знал, что Первой была она, что она объединяла в центр… Что она и есть центр.
Она только один раз усомнилась в этом, когда почувствовала холодную руку знакомого лица. И поняла, что всем помогает просто её свет, а горячо дорогому существу она помочь не может. Она не может облегчить того, кто был важнее всех.
Её свет стал меркнуть. Она стала чувствовать боль внутри, а снаружи ее разбудил от этой летаргии оглушительный резкий крик – сначала в одном месте, потом чаще и чаще, со всех сторон.
Люди боялись остаться в темноте… опять. Они стали так жалобно кричать: «Света, дайте света! Ещё!». Эти мольбы, вопли, стоны стали так часто, что она услышала зов того, ради чего всё.
Всё, что в ней распалось на мелкие части, с невероятной силой стало соединяться вновь благодаря тому выводу, который прогремел внутри нее – у каждого есть выбор: стать или не быть; хотеть или не верить; мечтать или лежать лицом вниз.
Но если эта холодная рука коснулась, значит она хотела верить?! Значит есть другой способ!.. Помочь другим…
И она прокричала этот вопрос. Из темноты слышались разные слова – это ответы, от поверивших. Но реакция была не той, которую она ждала: «И я! И я хочу узнать… И мне… Дай мне!».
Она повернулась к этим бережно хранимым чертам другого лица. Оно уже обрело лик человека, но до сих пор оставалось маской. Было ещё холодным, без единой дрогнувшей морщинки – гладкое отсутствие складок…
Ее стенание, с вопросами самой себе, она повернула к доверившимся. Она почти рычала вопросами и уже не себе. А другому… Тот сопротивлялся. Умоляюще смотрел отсутствующими зрачками вглубь неё.
Она настойчиво, почти командно задавала один и тот же вопрос… один и тот же вопрос: «Кто ты… Кто ты?.. Кто ты???».
И изможденная, наконец, она услышала ответ одновременно с рыданиями, которые и сделали восковой мимику, заперев всё самое больное в бездне собственных мучений.
Было не вполне понятно: это было рыдание или ответ? Кто тот… И она услышала в темноте, где-то там звук света, чужого, почти взрыв.
Те, кто отвечали на вопрос, взрывались. Но не они, а их оболочка. Мгновенно взлетали вверх, туда, к облегченным. Но если те, первые, светились нежно-желтым цветом, как цыплята. То эти, взрывные, розовые с голубым. У них чувствовалась другая энергетика, не раздвоенная, а двойная.
Читать дальше