Array Коллектив авторов - Лев Толстой в зеркале психологии

– Тогда это не герой, а типаж. Я всегда мечтал написать художественное произведение, в котором бы показал текучесть человека, то, что он, один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо. Человек не может быть однозначно хорошим или плохим. Нельзя в одном месте поднять уровень пруда.

– Каков второй вид парадоксальных ситуаций?

– Борьба мотивов. Когда я говорил про свое впечатление Ляпинского дома моим друзьям и знакомым, все выражали одобрение моей доброте и чувствительности и давали мне понимать, что зрелище это так особенно подействовало на меня только потому, что я, Лев Николаевич, очень добр и хорош. И я охотно поверил этому. И не успел я оглянуться, как вместо чувства упрека и раскаяния, которое я испытал сначала, во мне уже было чувство довольства перед своей добродетелью и желание высказать ее людям.

– Что произойдет, если человек попадет в условия, когда он вынужден пересмотреть свою самооценку?

– Жизнь постоянно нас бросает в подобные ситуации. Например, молодой человек считает свой вид благородным и значительным, но попадает в общество людей, которые выглядят гораздо благороднее и значительнее. Он падает с высоты прежней оценки себя ниже того уровня, которого достоин.

– Некоторые ваши герои поступают не в соответствии с разумными доводами, а зачастую вопреки им, руководствуясь какими-то глубинными, часто бессознательными, причинами.

– Да. Например, Василий Позднышев рассказывал о своем отношении к Трухачевскому, человеку, сыгравшему роковую роль в его жизни. Он очень не понравился Позднышеву с первого взгляда. Но какая-то странная, роковая сила влекла Василия к тому, чтобы не оттолкнуть его, не удалить, а, напротив, приблизить.

– Может быть, у него был комплекс вины, и он хотел измены жены? Или хотел избавиться от комплекса? В любом случае, он чувствовал, каким образом развернется этот сценарий. И играл согласно своей роли, наслаждался ею.

– Бывает, человек хочет одного, а поступает наоборот. Так разрушаются желания. Если человек говорит про поэтическое, знайте, что он лишен поэтического чувства. То же о религии, о науке (я любил говорить о науке). Тот, кто любит рассуждать о доброте, обычно зол. Поэтому дурное расположение духа не только не вредно, но всегда полезно для работы над собой. Станешь смотреть на плоды добра – перестанешь его делать, мало того – станешь тем, что смотришь, портишь его, тщеславишься, унываешь. Только тогда то, что ты сделал, будет истинным добром, когда тебя не будет, чтобы портить его. Но заготовляй его больше. Сей, сей, зная, что не ты, человек , пожнешь. Один сеет, другой жнет.

– Тогда, может быть, имеет смысл поддерживать в себе внутреннюю красоту?

– Чем больше человек привыкает к приятному и изящному, тем более он себе готовит лишений в жизни. Так называемые порядочные люди, gens comme il faut , ставя себя весьма высоко в собственном мнении, как только выходят из своей сферы и входят в сферу, в которой не ценятся условные достоинства порядочности, падают гораздо ниже людей непорядочных, которые, не гордясь ничем, стараются приобретать хорошее. Первые смотрят сверху и бездействуют, поэтому падают; вторые смотрят снизу и трудятся, поэтому поднимаются.

– В повседневной жизни вы подчеркиваете несоответствие, противоречивость и в своих повседневных делах?

– К этому нужно относиться с юмором.

Толстой считал, что самоирония спасает от гордыни. Об этом свидетельствуют его письма, дневниковые записи и высказывания. «Вчера много писал, – все о религии, — и потом объелся за завтраком, и весь день был вял». «Взял историю Кармазина и читал ее отрывками. Слог очень хорош. Предисловие вызвало во мне пропасть хороших мыслей. Нынче прибил Алешку». «Как комично то противопоставление, в котором я живу, в котором без ложной скромности вынашиваю и высказываю самые важные, значительные мысли, и рядом с ними: борьба и участие в женских капризах, которым посвящаю большую часть времени».

– Вы описывали чувства и действия революционеров. Они тоже были противоречивыми.

– Они не противоречивые, а запутанные. С революционерами поступали, как на войне, и они, естественно, употребляли те же самые средства, которые употреблялись против них. Например, военные живут всегда в атмосфере общественного мнения, которое не только скрывает от них преступность совершаемых ими поступков, но представляет эти поступки подвигами. Точно так же и для политических существовала сопутствующая им атмосфера общественного мнения их кружка. Вследствие этого, совершаемые ими жестокие поступки, при опасности потери свободы, жизни и всего, что дорого человеку, представлялись им также не только не дурными, но доблестными поступками. Самые кроткие по характеру люди, неспособные не только причинить, но видеть страдания живых существ, спокойно готовились к убийствам людей. Почти все признавали в известных случаях убийство, как орудие самозащиты и достижения высшей цели общего блага, законным и справедливым. Высокое же мнение, которое они приписывали своему делу, а вследствие того и себе, естественно вытекало из значения, которое придавало им правительство, жестоко наказывающее их. Им надо было иметь о себе высокое мнение, чтобы быть в силах переносить то, что они переносили.