Коллектив авторов - Психология, лингвистика и междисциплинарные связи

Дальнейшее развитие модели было связано с выделением разных форм синтаксиса и еще большим ее сближением с пониманием Л.С. Выготского пути от мысли к слову. В своих главах «компендиума» 1974 г. А.А. говорит о речевом действии, как состоящем из фаз: а) мотивации; б) формирования речевой интенции;в) внутреннего программирования; г) реализации программы, что соответствует планам перехода от мысли к слову Л.С. Выготского ( Леонтьев (ред.), 1974). В главе, посвященной грамматике, он пишет о семантическом синтаксисе, прагматической связанности высказывания, обнаруживаемой в разговорной речи и архаических, в частности, папуасских языках ( Леонтьев , 1974), о влиянии направления внимания на выбор синтаксических конструкций (с. 162 – 165, 182 – 185).

Уточнению нашего понимания «психологии грамматики» способствовал функциональный анализ разных форм синтаксиса в работах исследователей детской речи (см. обзор: Ахутина, Наумова ,1983; Т.Н. Наумова – одна из первых учениц А.А.). Работы Дж.Брунера, П. Гринфилд и особенно Э. Бейтс позволили соотнести синтаксис внутренней речи («смысловой синтаксис, по Л.С. Выготскому)с членением «topic-comment» и связать его с механизмами внимания ( Брунер , 1984; Greenfield, Smith , 1974; Bates , 1976). Одновременно семантический синтаксис, «падежная грамматика» были соотнесены с «живым», значимым синтаксисом семантического плана у Л.С.Выготского ( Ахутина, Наумова , 1984; Ахутина , 1989, с.39 – 44).

Эти положения были уточнены в нашем исследовании распада грамматики при афазии. Анализ монологической речи, а также построения, понимания и верификации грамматических конструкций больными с разными формами афазий позволил обнаружить три вида синтаксиса:

– наиболее стойкую у больных с «передним аграмматизмом» форму организации высказывания – смысловой или топик-коммент синтаксис («Радио – погода – дождь»),

– менее устойчивую – семантический синтаксис («Я пошла соседи, соседи пошли… я») и

– наиболее уязвимую – поверхностный синтаксис ( Ахутина , 1989).

Этот вывод был подкреплен анализом данных исследований разговорной речи, различных языков мира, пиджин и креольских языков, кинетической речи на производстве (такой набор – школа А.А.!). Уточненная модель была им одобрена (см. табл. 2).

Подчеркнем, что эта модель соответствует представлениям Л.С.Выготского о пути от мысли к слову. Завершая «Мышление и речь», он писал: «На этом и заканчивается наш анализ. Попытаемся окинуть единым взглядом то, к чему мы были приведены в его результате. Речевое мышление предстало нам как сложное динамическое целое, в котором отношение между мыслью и словом обнаружилось как движение через целый ряд внутренних планов, как переход от одного плана к другому. Мы вели наш анализ от самого внешнего плана к самому внутреннему. В живой драме речевого мышления движение идет обратным путем – от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредствованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» ( Выготский , 1982, с.358).

Таблица 2

Схема процесса порождения речи 17 17 Выходом внутреннеречевого уровня является цепочка:((подразумеваемый топик – коммент1) – коммент2) – коммент3… ;семантического уровня – структуры Агенс – Объект – … – Действие; поверхностного уровня – структуры S – P – O; артикуляторного уровня – моторная программа синтагмы. Слоты каждого уровня заполнены соответствующими единицами.

В свете вновь полученных данных остается актуальным наш комментарий к пониманию речевого мышления Л.С. Выготским, данный в книге 1975 г.

«Итак, по Выготскому, всякая мысль рождается из некоторого конфликта, она решает какую-то задачу, соединяя что-то с чем-то. Условия этой задачи, заданные предшествующей деятельностью субъекта, его аффективно-волевыми установками, всей его личностью, составляют некоторую внутреннюю ситуацию. Нахождение ответа, выход из конфликта есть переосмысление по меньшей мере одного из компонентов ситуации, образование новой связи, вследствие чего мысленно преобразуется вся ситуация в целом и возникает «Образ результата». Поскольку внутренняя ситуация вбирает в себя всю личность, она всегда предельно уникальна и субъективно-конкретна, и поскольку эта конкретность бесконечна, ситуации всегда так или иначе присуща неопределенность. Определенность же всей ситуации сосредотачивается в том «новом», что было найдено в решении ситуативного конфликта. «Новое» выделено на фоне ситуации, непосредственно значимо, а потому именно оно может быть обозначено. Это обозначение становится именем ситуации в целом, т.е. первый предикат к подразумеваемому подлежащему – ситуации – становится представителем всей ситуации. Таким образом, привлеченное для фиксирования мысли языковое значение вбирает в себя ситуацию, становится ситуативным значением, т.е. смыслом. Тем самым значение становится носителем содержания, выходящего далеко за его пределы. Этот новый – теперь уже речевой – конфликт решается в процессе речевого развертывания.