Алексей Леонтьев: Деятельный ум

Едва ли можно, однако, согласиться с тем, что в основе теории именований лежит «словесная магия» ( там же . С. 34), и считать, что для греков разумность рождена словом ( там же . С. 35). Это – недопустимое упрощение. Не слово, а именно разум стоит в центре гераклитовской, а затем платоновской гносеологии: слово же – орудие разума.

Строго говоря, герменевтика – не синоним экзегетики. Однако здесь мы не имеем возможности вдаваться в анализ их соотношения.

К.К.Жоль прослеживает, как он пишет, «интересную параллель» между взглядами Оккама и теорией Огдена – Ричардса (1984. С. 77). Из вышеизложенного явствует, однако, что весь позитивизм и неопозитивизм XX века коренится в средневековом номинализме (см. Соколо в и др., 1967). К семантической теории это относится вдвойне.

На самом деле, впрочем, неадекватно отражающий его позиции и конкретные высказывания, так как текст «Курса» был составлен учениками Соссюра на основе его записей и студенческих тетрадей его слушателей.

При большом количестве ссылок на одну книгу здесь и в дальнейшем будут указываться только страницы.

Прежде чем перейти к позициям Шпета, нужна еще одна справка. Мы часто цитируем книгу «Марксизм и философия языка». Среди исследователей есть «бахтинисты», однозначно атрибутирующие всю книгу Бахтину (например, Вяч. В.Иванов), есть «волошиновцы», считающие В.Н.Волошинова ее единственным автором. (По рассказу В.В.Кожинова, много общавшегося с Бахтиным в последние годы его жизни, Михаил Михайлович на прямой вопрос Кожинова об авторстве этой книги не ответил и постарался перевести разговор.) Лично у меня при чтении этой книги возникает четкое ощущение стилистического перелома на границе второй и третьей ее частей. До этой границы чувствуется рука Бахтина ( ex ungue leonem ), после нее – чья-то чужая, менее мастерская (видимо, это В.Н.Волошинов).

Более всего не могу себе простить, что, будучи младшим современником Михаила Михайловича (он умер в 1975 году), живя с ним несколько лет в одном городе, будучи хорошо знакомым с людьми, ему близкими (В.Н.Турбиным и В.В.Кожиновым), и даже – по предложению Кожинова – выступив как публикатор одного из фрагментов Бахтина в «Вопросах литературы» (правда, уже в 1978 году, после смерти автора), я так и не собрался познакомиться с ним лично, хотя всю жизнь преклонялся перед книгой «Марксизм и философия языка», не раз ссылался на нее, в том числе при жизни Бахтина, а в статье «Язык как социальное явление» (1976) одним из первых обратился к разработке его научного наследия. Но сделанного, а вернее, несделанного, не вернешь, и максимум, что я смог сделать уже после кончины Михаила Михайловича – это организовать на факультете психологии МГУ семинар по изучению и разработке его психологического наследия. Но время на факультете было тогда смутное, и семинар просуществовал недолго.

«Лишь относясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как человеку» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч.: в 50 т. Т. 23. С. 62).

Между прочим, в «Психологическом словаре» Б.Е.Варшавы и Л.С.Выготского, вышедшем в 1931 году, но сданном в издательство еще в 1927 году, дается «старое» понимание личности: «Термин, означающий единство и индивидуальность всех жизненных и психологических проявлений человека» ( Варшава, Выготский, 1931. С. 97).