Олег Кармадонов - Мир, наполненный смыслом - символическое моделирование реальности. Символ в психологии и психотерапии

Таким образом, символы выполняют двоякую роль. С одной стороны, они «приближают» мир к человеку, «объясняя» его, смягчая травматические переживания, с другой же стороны, человек рано или поздно чувствует, и иногда – осознает, что живет в мире, «объясненном» не им, а значит – чужом и враждебном, поскольку непонятном, а значит – угрожающем, а значит – травмоопасном.

Отчуждающая особенность символов уже затрагивалась в социальной психологии. Так, американский исследователь В. Ованесян пишет о том, что «использование универсализированных концептуальных символов или вспомогательных средств понимания является сложным процессом отчуждения. Мы все вовлечены в этот процесс, поскольку мы позволяем уже существующим и кем-то оцененным понятиям направлять нас, вместо того, чтобы пытаться использовать каждый раз наше собственное чувство здравого смысла и справедливости. Всякий раз, как мы прибегаем к резервуару предопределенных концептов, или используем для понимания символические вспомогательные средства, мы практикуем отчуждение. Это странно и загадочно, но мы каждый день участвуем в создании нашего собственного отчуждения» [Ovanessian: 16]. Ованесян видит в универсальных символах и символических системах гигантскую мистификацию современного общества, где люди, на самом деле, не имеют никакого представления о действительной сути вещей, о которых они говорят и думают ежедневно, и где индивидуальная и групповая идентичность на самом деле являются искусственно сконструированными. То есть, люди, фактически, лишены идентичности и отчуждены, однако, большинство даже не подозревает об этом. Этот подход, однако, не берет во внимание второй элемент процесса, то есть – создание символических рядов, отличающихся от существующих, или символизирование. И главный мотив остается тот же – люди испытывают потребность в ориентации. Состояние деструкции, неудовлетворенности, когнитивного диссонанса не может переживаться человеком, группой, сообществом длительное время, рано или поздно обязательно начнется поиск средств исцеления.

Как писали, рассуждая о религиозных «когнитивных картах» Эрвин Ласло, Алан Комбс, и другие: «Кажется вероятным, что учение Христа являлось картографированием трансформированного Римского мира посредством языка иудейской традиции. Вероятно, наиболее фундаментальной потребностью, к которой были адресованы его идеи, было чувство бесцельности и отчуждения, столь типичные для эллинистической эпохи» [Laszlo: 76]. (Сравните с описанием моего сна в Предисловии).

Взгляды Т. Парсонса и Н. Элиаса на императивы символизирования, как на реализацию едва ли не физиологической потребности человеческого существа, выглядят, тем самым, совершенно обоснованными. Другие исследователи подходили к данной проблеме схожим образом. Кеннет Бёрк, например, говорил о том, что символ, «благодаря своему функционированию в качестве имени и определения, придает простоту и порядок сложности, которая без этого была бы неясной и запутанной. Он предоставляет терминологию мыслей, действий, эмоций, представлений, кодифицируя образцы опыта» [Burke:110]. Стивен Тайлер, в свою очередь, доказывает, что «мы классифицируем, потому что жизнь в мире, где бы ничего не повторялось, была бы невыносимой. Именно благодаря наименованию и классификации, весь богатый мир бесконечной вариабельности сокращается до управляемых размеров и становится терпимым» [Tyler: 7].

Символ, таким образом, уникален и парадоксален в своей постоянной амбивалентности. «Всякий раз вновь создаваемое концептуальное пространственное представление, выглядит, – по словам О. Шпенглера, – актом самообороны, попыткой заклясть силою понятия мучительную внутреннюю загадку… Всякая символика означает защиту. Она есть выражение глубокой пугливости в старом двояком смысле слова: язык ее форм говорит одновременно о враждебности и благоговении» [Шпенглер: 279—329]. Парадоксальность в этом случае заключается в том, что символ, фактически, служит защитой от символов же. Человек не может противопоставить символу ничего, кроме него же самого.

Отреагирование травмы, или символизирование, осуществляется способом, схожим с практикой, принятой в магии и психоанализе – сопереживанием личного (группового, социального, социетального) травматического опыта, расчленением его с помощью специфических символов «отрицания» (Фрейд), персонификации «боли» и исцеляющих средств, и, наконец, созданием «нового» мира. Так новое поколение «узревает», а фактически – создает «новые небо и землю, ибо прежнее небо, и прежняя земля миновали» (Откровение. 21:1).