Вадим Руднев - Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы

Посвящается Александру Гарбузу

Шизофрения, как никакое другое психическое заболевание, является, прежде всего, расстройством языка (ср. гипотезу Т. Кроу о языковом генезисе шизофрении как наследственного фактора homo sapiens [Crow, 1997], которая нами подробно осуждается в работе [Руднев, 2007]; труды Лакана о структуре психоза [Лакан, 1997, 2001]). В то же время, шизофрения – это единственное психическое расстройство, при котором теряется и Собственное Я, и реальность [Freud, 1981; Фенихель, 2004; Тэхкэ, 2001], и человек регрессирует к додефференцированности [Тэхкэ, 2001], то есть к младенческой, а стало быть, доязыковой «шизоидно-параноидной позиции», в терминах Мелани Кляйн [Кляйн и др., 2001]. Перефразируя Лакана, можно сказать: «Шизофреник говорит, но что он говорит?» Это говорит его бессознательное, вывернутое наружу, по выражению Отто Фенихеля [Фенихель, 2004] (см. также главу «Бессознательное психотика» нашей книги [Руднев, 2005]). Со времен публикации мемуаров Шребера и «Случая Шребера» Фрейда [Freud, 1981a] (см. также [Лакан, 1997]) известен термин «базовый язык», который означает непонятый, полный неологизмов язык шизофреника.

В главе «О сущности безумия» книги [Руднев, 2005] мы выдвинули тезис, в соответствии с которым шизофрения в ее острой параноидной бредово-галлюцинаторной форме находится за пределами семиотики [5]. Что означает данный тезис? Под ним мы понимали тот факт, что шизофреническое расстройство вследствие утраты Собственного Я и объектных отношений, а также тестирования реальности, лишается семиотической опоры в вещной стороне знаков, в плане выражения (в терминах Ельмслева), или в означающем (в терминах де Соссюра). (О важности вещей для образования знаков писал в глубокой статье 1974 года «О теоретических предпосылках семиотики» А. М. Пятигорский; статья перепечатана в сборнике его трудов [Пятигорский, 1996]). Таким образом, возможность «психосемиотики» (термин, введенный мной по устному предложению Александра Гарбуза в книге [Руднев, 2007d], а также в статьях [Руднев, 2007, 2007b]) ставится под вопрос. Именно эту проблему мы и собираемся обсудить в настоящем исследовании.

При обсуждении этой работы на круглом столе в Институте культурологии 18 декабря 2006 года мне были высказаны замечания в связи с моим утверждением, что во сне и при острой параноидной форме шизофрении происходит семиотическая трансгрессия и психика выходит за пределы семиотического языка, теряет денотаты. Наиболее интересную мысль высказал Вадим Лурье: он сказал, что квантовый мир тогда тоже придется считать безденотативным, потому что (как говорил Эрнст Мах, добавлю я от себя, когда ему говорили об электронах, он спрашивал: «А вы их видели?») элементарные частицы никто не видит, тем не менее, они существуют, подчиняясь соотношению неопределенности Гейзенберга – экспериментатор самим своим наблюдением воздействует на их поведение. Они существуют, не имея массы покоя и не имея направления времени.

Согласно гипотезе Г. Рейхенбаха, опирающегося на эксперименты и выводы Э. К. Г. Штюкельберга и Р. П. Фейнмана, положительное направление времени в макромире есть следствие асимметрии положительно и отрицательно заряженных частиц. Физическое время движется в сторону увеличения энтропии потому, что электронов в целом больше, чем позитронов. К такому выводу физики и философы приходят потому что при наблюдении за поведением этих частиц возникает эффект их аннигиляции, то есть возникновение из ничего и превращение в ничто. В соответствии с «бритвой Оккама» путь электрона, который превращается в свою противоположность – позитрон, корректней описать как движение того же электрона, но в противоположном направлении времени [Рейхенбах, 1962: 356].

Я не утверждал, что при галлюцинациях нет никакого семиозиса, я лишь утверждаю, что феноменологически при галлюцинациях и сновидениях нет семиозиса, но, конечно, в мозгу происходят какие-то информационные процессы, какой-то внутренний семиозис. Но внутренняя семиотика особая. В частности, она описана в классической книге Карла Прибрама «Языки мозга» эпиграфом первой части которой недаром являются слова: «Язык, с помощью которого передается информация в мозге, <���…> не соответствует и не должен соответствовать тому языку, которым люди пользуются в общении друг с другом» [Прибрам, 1975: 15].