Эми Кадди: Присутствие [духа]. Как направить силы своей личности на достижение успеха

Антипод беспомощности – сила, верно? В каком-то смысле это так, но на самом деле все несколько сложнее. Я веду исследования уже много лет; моя работа смыкается с работой других людей, и все мы интересуемся одним и тем же человеческим качеством, которое я называю присутствием . Способность присутствовать вырастает из веры в себя и доверия к себе – к своим подлинным, честным чувствам, своей системе ценностей, своим способностям. Это важно, потому что если вы сами не верите в себя, то как в вас поверят другие? Мы произносим речь перед двумя людьми или перед пятью тысячами, проходим собеседование при устройстве на работу, убеждаем начальника, что нам нужно повысить зарплату, расписываем свою бизнес-идею потенциальному инвестору, говорим за себя или за кого-то другого – нам все время приходится делать что-то такое, что нас пугает, но это нужно делать, и притом успешно, если мы хотим жить с пользой и чего-то в жизни добиться. Именно полноценное присутствие, его еще можно назвать присутствием духа, дает нам силы действовать в такие моменты и быть на высоте.

Путь, который привел меня к этой беседе и этим важным открытиям, был кружным и извилистым (и это еще слабо сказано). Но я точно знаю, где он начался.

Лучше всего я помню смешные картинки и открытки с пожеланиями поскорее выздороветь – их принесли мои друзья. Я на первом курсе университета. Открываю глаза и вижу, что я в больничной палате. Оглядываюсь – кругом открытки и цветы. Я очень устала. Но кроме этого, я возбуждена и встревожена. У меня слипаются глаза. Я чувствую себя как-то странно, со мной никогда в жизни такого не было. Я не понимаю, что происходит, но у меня нет сил осмыслить происходящее. Я засыпаю.

И так много раз.

Последнее, что я помню до больницы, – это как мы, я и две мои подруги и соседки, ехали из города Миссула (штат Монтана) в город Боулдер (штат Колорадо). В Миссуле мы помогали организовать конференцию в Университете штата Монтана, а заодно повидались с друзьями. Из Миссулы мы выехали около шести вечера в воскресенье. Мы хотели успеть обратно в Боулдер к утру, к началу занятий в нашем университете. Сейчас я вижу, до чего это было глупо и неосторожно, учитывая, что от Миссулы до Боулдера 13–14 часов езды. Но нам было по 19 лет.

Мы выработали план, который показался нам удачным: каждая из нас поведет машину на протяжении трети всего пути. Одна пассажирка будет бодрствовать и следить, чтобы водитель не заснул, а другая в это время поспит на заднем сиденье джипа «чероки» в спальном мешке. Я проехала свою треть пути. Кажется, мне первой досталось вести машину. Потом мне выпала роль активной пассажирки – я должна была следить, чтобы подруга не заснула за рулем. Мне до сих пор дорога память об этой поездке. Все было так мирно и тихо. Мне было так хорошо с подругами. Безграничные просторы американского Запада были так прекрасны. Совершенно пустое шоссе – ни одной машины. Только наша. Потом пришел мой черед спать на заднем сиденье.

Вот что случилось (как я узнала позже). Шла самая тяжелая смена за рулем – глубокая ночь, когда кажется, что только ты не спишь во всем огромном мире. И не просто глубокая ночь, а глубокая ночь в глубинке штата Вайоминг. Очень темное и очень открытое пространство, в котором чувствуешь себя очень одиноко. Никто и ничто не помогает тебе бодрствовать. Часа в четыре утра моя подруга начала съезжать с дороги. Наехав на рифленую шумовую полосу на обочине, она проснулась и рванула руль в обратную сторону. Машина перевернулась несколько раз и в конце концов приземлилась на крышу. Мои подруги на передних сиденьях были пристегнуты. А я лежала на заднем сиденье в спальном мешке – меня вышвырнуло из машины в темноту. Я ударилась головой о покрытие шоссе – удар пришелся спереди справа.

Я получила черепно-мозговую травму. Точнее, диффузное аксональное повреждение мозга (ДАП). При таком повреждении на мозг действуют «сдвигающие силы», обычно вызванные большим вращательным ускорением, что часто бывает при автомобильных авариях. Представьте себе машину, которая едет на большой скорости и врезается во что-то: внезапное, резкое изменение скорости при ударе приводит к резкой остановке тела, но мозг продолжает двигаться, иногда – вращаться внутри черепа, для чего он совершенно не приспособлен, и даже колотится о стенки черепа изнутри, для чего он также не приспособлен. К тому же я проломила череп – тоже ничего хорошего.

Мозг должен существовать в безопасности, под защитой черепа, окутанный, как мягкими подушками, так называемыми менингеальными оболочками и спинномозговой жидкостью. Череп нужен мозгу, но соприкасаться они не должны. Сдвигающие силы, приводящие к тяжелой мозговой травме, растягивают и рвут нейроны и соединяющие их волокна, аксоны, по всему мозгу. Аксоны, подобно электрическим проводам, защищены изоляцией – миелиновой оболочкой. Даже если сам аксон не разорван, повреждения миелиновой оболочки могут сильно замедлить передачу информации от нейрона к нейрону. При ДАП повреждается весь мозг – в отличие от локальных травм, таких как пулевое ранение, при которых повреждение сосредоточено в одной области. Все, что делается в мозгу, зависит от передачи сообщений по нейронам; если нейроны повреждены по всему мозгу, то и передача сообщений неизбежно страдает. Поэтому, если у человека ДАП, он не услышит от врача что-нибудь вроде: «У вас повреждена зона мозга, отвечающая за моторику, поэтому у вас нарушатся движения». Или: «Это речевой центр; вам будет трудно говорить и понимать чужую речь». Врачи не будут знать, поправитесь ли вы вообще, и насколько, и какие функции мозга будут задеты. Может быть, пострадает память. Может быть, эмоциональная сфера. Или пространственное восприятие. Или мелкая моторика. ДАП так плохо изучено, что ни один врач не даст точного прогноза.