Подобно огненному пламени, внезапно лосось в панике бросился сквозь быстрый поток воды. Это означало лишь одно: появился кто-то незваный, нежданный, опасный.
Красная Птица тихо присел в высокой траве. Его лук был наготове и тетива натянута. Он внимательно вслушивался в окружавшие его звуки; различив и этот, мягкий и ритмичный всплеск, что донесся до него со стороны реки. В этот момент перед ним появился огромный медведь. Красная Птица затаил в ожидании дыхание.
Этот старый медведь недавно проник в деревню Красной Птицы и без всякой причины напал на человека. А поскольку уже наступала зима, жители деревни не могли чувствовать себя в безопасности, пока рядом с ними зимовал и этот медведь.
Вооруженный одним лишь луком да врожденной смелостью, Красная Птица замер в ожидании. Он чувствовал, как его мускулы цепенели на холодном утреннем воздухе, и хотел поскорее избавиться от этого ощущения. Лучник наблюдал за приближением медведя.
Он ждал до тех пор, пока медведь не появился перед ним во весь рост. И вот момент настал. Красная Птица быстро натянул тетиву до предела, прицелился и выстрелил. Слабый звук, издаваемый полетом стрелы, не встревожил медведя.
Если стрела попадет в цель – медведь не сделает ответный бросок.
Ну вот. Медведь вскинул вверх свою огромную голову и посмотрел прямо на Красную Птицу: охотник медленно и спокойно приближался.
Красная Птица вновь натянул свой лук. Зная о том, что вся его судьба теперь заключена в следующем выстреле, он осторожно поднял руку, взглянул в черные глаза медведя и… стал ждать. «Еще один шаг, – сказал он себе, – еще один шаг – и я выстрелю».
Внезапно старый медведь рухнул на землю.
Первая стрела нашла свою цель.
Этот рассказ об охотничьей храбрости и сноровке аборигена Америки демонстрирует яркий пример того, что истоки его мастерства заложены в глубоком прошлом его рода, корни которого уходят далеко вглубь, задолго до появления на свет самого этого охотника. Его отец также, как и он, был охотником. И его дед. И прадед. И прапрадед…
В юности Красная птица освоил науку преследования и умерщвления добычи, этим приемам он научился у своего отца, а тот, в свою очередь. – у деда. И так далее. Жизненно важная функция добывания пищи – ввиду необходимости обеспечения пропитания своей семьи в частности и всей деревни в целом – была связана с социальной ролью мужчины – как в конкретный момент времени, так и в своем влиянии на благо следующих поколений.
Когда люди жили небольшими общинами в деревнях, они часто ощущали свою связь с прошлым; эта связь возвышала их в собственных глазах, вселяла уважение к тем, кто ушел в историю, и вызывала уверенность в завтрашнем дне. Мужчина был не просто охотником, жизнь которого зависела от разных факторов. Находясь во власти судьбы, он являлся одним охотником из множества тех, кто постоянно сталкивались с аналогичными трудностями и переживали те же самые взлеты и падения. Падения, через которые должны были пройти и их потомки.
Эта преемственность придавала некий особый, сакральный смысл всем поступкам, которые они ежедневно совершали, и задавала основу тому, что происходило в их личной жизни.
Невероятная сила исходила от людей, живших в том мире. А знаете почему? Им не было знакомо чувство одиночества. Они никогда не чувствовали себя одинокими. И это осознание того, что они не одиноки, наделяло их властью. Они знали о себе главное: что они – часть одной семьи, одного рода, одной деревни, которая также являлась важным связующим звеном в длинной, единой и неразрывной крепкой цепи, расширяющейся как в прямой, так и в обратной временной последовательности. Вопросы «Что все это значит?» и «Волнует ли кого-нибудь еще моя жизнь?» тогда не возникали потому, что они не могли возникнуть в принципе. Каждый человек осознавал свою роль в обществе. Все зависели от всех и друг от друга, но особенно – от мудрости старших, долго поживших и много повидавших, что позволяло им решать практически все проблемы и наделяло их слова особым весом и значимостью.
Карл Юнг говорил: «Человек определенно не дожил бы до семидесяти или восьмидесяти лет, если бы это долгожительство ничего не значило для всего человеческого рода» и «Полдень человеческой жизни должен иметь значение сам по себе, а не быть просто грустным дополнением к утру» [1] Jung C. Modern Man in Search of His Soul. New York: Harcourt, Brace, and Company, 1936. P. 26–125.
. Когда карьера построена, семья, возможно, создана, и все долги перед обществом оплачены, должна оставаться еще какая-то цель – на вторую половину жизни.
Читать дальше