Мариано Сигман - Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения

Внешность также влияет на вероятность приема на работу. С начала 1970-х годов несколько исследований показало, что привлекательные кандидаты обычно считаются более подходящими для работы и способными лучше справляться с ней, чем их менее привлекательные конкуренты. И это было не просто сторонним наблюдением: кандидатов, оцениваемых как более привлекательные, чаще трудоустраивали. Как мы увидим в главе 5, все люди склонны искать ретроспективные объяснения для оправдания своего выбора. Поэтому наиболее вероятная хроника рассуждений выглядит следующим образом: сначала интервьюер решает взять кандидата на работу (в том числе на основании его или ее внешности) и лишь потом додумывает длинный список качеств (он более способный и надежный, лучше подходит для данной работы и т. д.), который оправдывает выбор, первоначально не имевший ничего общего с этими соображениями.

Черты сходства, создающие такую предрасположенность, могут быть основаны на физическом облике, но также на религиозных, культурных, этнических, политических и даже на спортивных соображениях. Последний пример кажется наиболее безобидным, хотя, как известно, спортивные предпочтения могут приводить к драматическим последствия. Человек ощущает себя частью сообщества, будь то клуб, лига или национальная ассоциация. Он горюет и радуется вместе с другими членами этой ассоциации. Страдания и удовольствия синхронизируются среди тысяч людей, которых объединяет лишь принадлежность к племени (клубу, округе или сообществу). Но здесь присутствует и нечто большее: удовольствие от страданий других племен. Бразилия празднует поражения Аргентины, и наоборот. Фанат «Ливерпуля» ликует при виде гола в ворота «Манчестер Юнайтед». Болея за любимые спортивные клубы, мы часто более свободны в проявлении Schadenfreude [17] Schadenfreude (нем.) – злорадство, немецкое слово, вошедшее в английский язык (прим. ред.). – удовольствия от страдания тех, кто не похож на нас.

В чем истоки этого феномена? Возможно, они заключаются в эволюционных корнях нашей истории, когда коллективное стремление защищать владения одного племени было адаптивным преимуществом. Это лишь предположение, но ему соответствует четкий отпечаток, который можно проследить. Если в мозге существует структура, ответственная за переживание Schadenfreude (продукт медленного обучения в ходе эволюционной истории), это должно проявляться уже в начале жизни, задолго до того, как мы устанавливаем свои политические, спортивные или религиозные убеждения. И вот как это происходит.

Уинн провела эксперимент с целью выяснить, предпочитают ли младенцы тех, кто помогает или вредит людям, не похожим на них. Этот эксперимент тоже был проведен в кукольном театре. До начала представления младенец в возрасте от девяти до четырнадцати месяцев сидит на коленях матери и выбирает между крекерами и зеленым горошком. Выбор еды выявляет его наклонности и предпочтения.

Потом появляются две куклы, причем одна выходит позже первой. Одна кукла демонстрирует ребенку свою симпатию и говорит, что любит выбранную им еду. Другая кукла показывает противоположные вкусовые предпочтения. Потом они уходят, и, как и раньше, разыгрывается сцена, где кукла со сходным вкусом играет с мячиком, теряет его и сталкивается с двумя другими куклами: одна помогает найти мячик, другая крадет его. Если младенцам предлагают сделать выбор между двумя куклами, они указывают на помощника. Но если кукла, которая теряет мячик, имеет другие гастрономические предпочтения, дети чаще выбирают куклу-грабителя. Как и в случае с обычным вором, в дело вступает принцип Schadenfreude : дети симпатизируют кукле, обманывающей ту, которая отличается другими вкусами.

Нравственные предпочтения оставляют заметные и иногда неожиданные следы. Человеческая склонность делить общество на группы, предпочитать собственную группу и идти против других отчасти унаследована с очень раннего детства. Одним особенно хорошо изученным примером являются язык и акцент. Маленькие дети больше смотрят на человека, который обладает сходным произношением и говорит на их родном языке (еще одна причина для пропаганды билингвизма). Впоследствии эта визуальная предрасположенность исчезает, но появляются другие. Двухлетние дети более склонны брать игрушки у людей, говорящих на их родном языке. В школьном возрасте этот эффект проявляется в выборе друзей и знакомств. В зрелом возрасте мы встречаемся с культурной, эмоциональной, социальной и политической сегрегацией, основанной лишь на том, что люди в соседних регионах говорят на разных языках. Но это не только языковой аспект. В целом на протяжении своего развития дети выбирают для общения людей такого же типа, как те, на которых они предпочитали смотреть в младенчестве.