Жинетт Парис - Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук

Легко быть толерантным, когда ценности других не угрожают моему инстинкту выживания; труднее приходится девушке, обнаружившей, что ее гомосексуальность интерпретируется как болезнь или грех. Чтобы выжить физически, ей придется сразиться с теорией и ввязаться в войну против семейных ценностей. Многим из моих студентов пришлось деконструировать подавлявшие их мифы. Им это было необходимо, как воздух. История идей полна завораживающих войн, в которых тот, кто отказался сражаться за свою позицию, в конце концов становится жертвой. Мои пушки всегда наведены на сексизм и расизм трех главных монотеистических религий, и когда приходит время идти в атаку, я стараюсь быть отважным маленьким солдатом. Идеи – это интеллектуальные территории: если их оставить без защиты, их тут же колонизируют.

Другой подход, необходимый для строительства интеллектуального сообщества, – дионисийский. Он предполагает, что надо постоянно влюбляться в идеи других членов клана. Тогда человеку хочется инкорпорировать эти идеи, переварить их, стать их живым символом. Это начинается с притяжения, желания повариться в этом культурном котле и попробовать мыслить по вкусным новым рецептам. Мне нравится, как думают люди в этой группе, я хочу к ним присоединиться, учиться с ними, стать одной из них . Подобное чувство голода я испытывала, впервые читая «Новое представление о психологии» Хиллмана (Re-Visioning Psychology). Этим объемным трудом я кормилась довольно долго, чувствуя себя кошкой, которая попала на сыроварню, участницей дионисийской оргии идей, которой я так страстно желала.

Но и дионисийский способ может стать деструктивным, если сильный энтузиазм длится недолго и вызывается то одним харизматичным интеллектуальным лидером, то другим, что делает невозможной настоящую тренировку ума. Вместо группы есть мастер и его поклонники. Все вместе могут хорошо проводить время, переживая чувство сопричастности, но мышление постепенно становится все более поверхностным. « Все получают пятерку, а теперь возьмемся за руки, встанем в круг и не будем обсуждать ничего такого, что может испортить нам веселье! »

Полемический подход, похожий на войну, становится саморазрушительным, когда позиция философской школы цементируется и школа напоминает скорпиона, отравляющего себя собственным ядом. Симптомы такой формы упадка повсюду одинаковы: тенденция к консолидации группы через исключение, избегание, осуждение, оскорбление, беспрестанные интеллектуальные фетвы [9]против каждого, кто отбился от ортодоксального подхода и осмелился не согласиться с Мастером. Интеллектуальная фетва имеет место каждый раз, когда клике надо проконтролировать профессорско-преподавательские позиции, исследовательские гранты, стипендии, средства массовой информации. Примером фетвы может служить публичное оскорбление работы Джозефа Кэмпбелла профессором Аланом Дандесом, особенно нетерпимо относящимся к предложенному Кэмпбеллом широкому определению слова «миф». Ни один из студентов Дандеса, если он хотел выжить в научной среде, не мог проявлять к Кэмпбеллу интерес и уж тем более выражать восторг по поводу его идей. Увидев на конференции, что книжный магазин расставил все книги по фольклору и мифологии на полке с указателем «Джозеф Кэмпбелл», Дандес пишет: «Я испытал почти облегчение, не увидев ни одной из моих книг в этом разделе» («Фольклористика в ХХI веке. Обращение Американского общества фольклора на выездном пленуме. Опубликовано в «Журнале американского фольклора», 118 (470): 385–408, 2005). Критика Дандеса в отношении Кэмпбелла умна, и чувствуется, что он хорошо разбирается в теме, однако его слова настолько пронизаны презрением и даже гневом, что возникает ощущение, будто за ними скрывается какой-то комплекс. Такой тип академической среды разрушает сам себя, потому что рано или поздно ученые переместятся в другое место, чтобы спастись от интеллектуального диктаторства. Академическая свобода предполагает конфронтацию без истеричных оскорблений и объявления бойкотов.

Чтобы не нарушать равновесие, свобода быть разными должна сочетаться с достаточно сильным либидо внутри группы, гарантирующем определенное удовольствие от конфронтации идей. В некоторых академических кругах вообще не допускается настоящий разговор. За многие годы я сама освоила немало пустых технических терминов, смысл которых заключается в том, чтобы держать других на расстоянии и выстраивать теоретические границы. Каждый семестр мне на своих занятиях приходится отвечать на вопрос, что такое архетипическая психология и чем она отличается от других глубинных подходов. Как может человек, интересующийся бессознательным измерением психики, дать простые ответы на такие вопросы? Большинство людей моего типа (профессора/практики) имеют профессиональные идентичности, похожие на минестроне – суп, в который кладут любые сезонные или обнаруженные в холодильнике овощи. Будучи преподавателем, а не проповедником, я чаще всего отказываюсь принадлежать к «школе», что, однако, не означает, что я не хочу учиться определенной дисциплине или следовать за мастером столько, сколько смогу, ведь только так можно выучиться чему-либо. Вдобавок существует такое понятие, как интеллектуальная вежливость, состоящая в том, чтобы слушать учителя или мастера до конца, пока он полностью не сформулирует свой аргумент, и стараться не перебивать возгласами вроде: «Да, но вот я думаю».