Оливер Сакс - Музыкофилия - Сказки о музыке и о мозге

Доктор Цикория понял, что вернулся в свое тело, потому что почувствовал боль – боль от ожогов на лице и на левой ступне, там, где электрический разряд вошел в его тело и там, где покинул его. И он понял: «только тело чувствует боль». Он хотел вернуться назад, хотел сказать женщине, чтобы она перестала помогать, оставила его в покое; но было поздно – он уже дышал. Через минуту или две он почувствовал, что может говорить, и он сказал: «все нормально, я доктор». Женщина [11] так уж вышло, что она работала медсестрой в отделении интенсивной терапии ответила: «минуту назад вы не были доктором, вы были мертвы».

Приехали полицейские, они хотели вызвать скорую, но Цикория отказался. Он бредил. Его доставили домой [12] «мне казалось, что мы добирались туда несколько часов» , и уже оттуда он позвонил своему кардиологу. Кардиолог полагал, что Цикория пережил краткую остановку сердца, но по результатам ЭКГ [13] электрокардиографии не удалось выявить никаких отклонений. «После такого ты либо жив, либо мертв», – заметил кардиолог. Он считал, что последствия этого странного инцидента вряд ли скажутся на здоровье и дальнейшей жизни доктора Цикория.

Цикория так же посетил невролога – он стал медлителен [14] что для него нехарактерно , у него начались проблемы с памятью. Он стал забывать имена – имена хорошо знакомых людей. Он прошел неврологическое обследование. Ни ЭЭГ [15] Электроэнцефалограмма , ни МРТ [16] Магнитно-резонансная томография снова не выявили никаких отклонений от нормы.

Через пару недель, восстановив силы, доктор Цикория вернулся к работе. У него все еще возникали проблемы с памятью – иногда он не мог вспомнить название редкой болезни или хирургической процедуры – и, тем не менее, все его способности хирурга остались при нем. Еще через две недели проблемы с памятью исчезли, и все пришло в норму.

То, что случилось дальше, до сих пор приводит самого доктора Цикория в изумление, даже спустя двенадцать лет. Он продолжал вести свой обычный образ жизни, и «вдруг однажды почувствовал непреодолимое желание слушать фортепианную музыку». Желание это не имело никакой связи с его прошлым. В детстве он брал уроки игры на фортепиано, но интерес к музыке в нем так и не проснулся. У него не было пианино. И слушал он до этого преимущественно рок.

И теперь, почувствовав внезапную жажду музыки, он стал покупать записи пианистов и особенно полюбил этюды Шопена в исполнении Владимира Ашкенази – Военный полонез, этюд «Зимний ветер», этюд «Черный ключ», Ля-бемоль полонез, Си-бемоль минор скерцо. «Я полюбил их все, – говорил Цикория, – и я хотел, я жаждал научиться играть их. Я заказал ноты всех этих произведений. Как раз в тот момент одна из нянек наших детей спросила у нас разрешения перевезти к нам домой свое пианино – вот так и вышло: стоило мне захотеть пианино, и оно появилось у нас в доме. Небольшое, очень удобное. Как раз то, что мне было нужно. Я с трудом мог читать ноты и почти не умел играть, и все же я начал учиться. Самостоятельно». К тому моменту прошло уже более тридцати лет с тех пор, как он мальчишкой брал свои первые уроки, и теперь пальцы не слушались его – они едва гнулись и очень неловко двигались по клавишам.

А потом, вслед за внезапным желанием слушать и играть музыку, доктора Цикория охватило еще одно странное состояние – он стал слышать музыку в голове. «В первый раз это было во сне. Я был на сцене, в смокинге. Я играл на рояле, и я знал, что это моя музыка, я создал ее. Когда я проснулся, музыка все еще звучала в моей голове. Я выпрыгнул из постели и попытался записать ее – все, что смог вспомнить. Но в тот момент я с трудом представлял себе, как писать ноты». Эта попытка закончилась неудачно, ведь он никогда до этого не пробовал писать музыку. Но каждый раз, когда он садился за пианино, чтобы попрактиковаться, сыграть Шопена, его собственная музыка вырывалась наружу и заполняла его сознание. «Я чувствовал ее присутствие».

Честно говоря, я не знал, как объяснить эту «власть музыки». Что это – музыкальные галлюцинации? Нет, сказал доктор Цикория, «вдохновение» более подходящее слово. Музыка была где-то там, глубоко внутри, – или где-то еще, – и все, что ему оставалось, это впустить ее, дать ей возможность звучать. «Это как радиоволна. Если я настраиваюсь на правильную частоту – я слышу ее. Моцарт говорил: «она приходит с небес», и я согласен с ним».

Его музыка играет всегда, без остановок. «Она как будто бесконечна. И иногда мне приходится просто выключать ее».