Вообще, далее известных пределов теоретическое значение страха крайне сомнительно. Некоторая доля робости, несомненно, приспосабливает нас к условиям того мира, в котором мы живем, но пароксизм страха, овладевая человеком, бесспорно, не доставляет ему ничего, кроме вреда.
Боязнь сверхъестественного — один из видов страха. Трудно подыскать для этого чувства соответствующий реальный объект, если только не допускать веры в привидения. Но, невзирая на деятельность «обществ психологических исследований», наука еще не уверовала в реальность выходцев с того света; ввиду этого мы можем только сказать, что известные идеи о сверхъестественных силах, ассоциируясь с определенной реальной обстановкой, производят это своеобразное чувство страха. Может быть, оно представляет сочетание нескольких простейших видов страха. Для получения сильнейшего мистического страха нужно сложение многих обычных элементов ужасного. Таковы одиночество, темнота, странные звуки, в особенности неприятного характера, неясные очертания каких-то фигур (или ясно очерченные страшные образы) и связанное с головокружением тревожное состояние ожидания. Последний элемент интеллектуального характера особенно важен. При виде того, как привычное для нас явление вдруг начинает осуществляться совершенно непредвиденным образом, мы чувствуем, что кровь как бы застыла на мгновение в жилах. У всякого из нас сердце перестало бы биться от страха, если бы стул в нашей комнате вдруг начал сам по себе двигаться по полу. На высших животных, как и на нас, таинственные, необычные явления производят сильное впечатление. Мой друг Брукс рассказывал, что с его большим породистым псом сделалось нечто вроде эпилептического припадка, когда пес увидел кость, двигающуюся по полу, не замечая нитки, при помощи которой ее двигали.
Подобные же факты приводят Дарвин и Романее. Со сверхъестественными образами ведьм и домовых связываются другие элементы страха: пещеры, болота, гады, насекомые, трупы и т. п. Мертвец сам по себе вызывает инстинктивное чувство страха, которое, без сомнения, обусловлено таинственностью смерти и которое при более близком знакомстве с трупом быстро рассеивается. Но ввиду того что страх, связанный с образами мертвецов, пещер и гадов, постоянно играет своеобразную роль во многих случаях помешательства и при кошмарах, можно не без основания предположить, не составляла ли эта ужасная обстановка, рисующаяся перед ненормально возбужденным воображением, когда-нибудь в ранний период существования человека обычных условий его жизни. Ученый-эволюционист, слепо уверовавший в гипотезу развития, без труда объяснит такое явление, стоит только предположить, что мы при болезненном возбуждении мозга способны впадать в душевное состояние пещерного человека, которое при нормальных условиях подавлено впечатлениями, унаследованными нами от позднейших поколений.
Известны еще некоторые патологические проявления страха и некоторые особенности в обнаружении обыкновенного страха, которые, пожалуй, можно объяснить с помощью унаследованных воспоминаний об условиях жизни наших предков — людей, даже животных предков. При обыкновенном испуге мы или обращаемся в бегство, или, как бы наполовину парализованные, замираем на месте. Последнее явление напоминает так называемый инстинкт притворной смерти, проявляемый многими животными. Линдсей в книге «Ум животных» замечает, что этот инстинкт требует большого самообладания со стороны тех животных, которые проявляют его. Но на самом деле здесь нет никакой притворной смерти, и потому в самообладании не возникает никакой надобности. Это просто временный паралич от страха, паралич, который благодаря своей полезности стал наследственным. Хищное животное вовсе не думает, что неподвижно лежащая птица, насекомое или ракообразное мертвы: животное просто не замечает их, так как его чувства, подобно нашим, гораздо скорее воспринимают движущийся, чем неподвижный предмет. Тот же самый инстинкт пробуждает спрятавшегося во время игры в прятки мальчика затаить дыхание, когда ищущий близко подходит к месту, где он скрывается.
Тот же инстинкт проявляет нередко и хищное животное, когда тихонько приближается к жертве, время от времени приостанавливаясь и оставаясь неподвижным. Противоположный инстинкт побуждает нас подпрыгивать и махать руками, когда мы хотим привлечь чье-нибудь внимание; руководствуясь этим инстинктом, потерпевший кораблекрушение моряк при виде дальнего паруса начинает неистово махать одеждой с плота, который носит его по волнам. Не представляет ли некоторой связи с описанным нами инстинктом и то неподвижное пребывание в скорченной позе, которое наблюдается у помешанных и меланхоликов и сопровождается общим беспокойством и страхом решительно перед всем на свете. Они не могут объяснить, отчего они боятся пошевелиться, а в неподвижном состоянии чувствуют себя удобнее и безопаснее. Разве это явление не представляет большого сходства с состоянием притворной смерти животных?
Читать дальше