Кэтрин Мэнникс - Как мы умираем

Мария заглядывает за занавеску и сообщает, что миссис Лянг дают место в отделении для пожилых пациентов. Это прекрасные новости, ведь мы сможем изучить все ее заболевания и составить список действий. Кровать будет свободна через час. Мы с Моник выписываем препараты, чтобы успокоить кишечник и размягчить каловые массы, что избавит и от ужасных спазмов. Через два дня медсестры смогут помочь ей справляться с работой кишечника. Мышечная ригидность и тремор, вызванные болезнью Паркинсона, еще могут отвечать на медикаментозное лечение. Возможно, она вернется домой в чуть лучшем состоянии. Это игра убывающей доходности, и даже незначительное улучшение имеет значение.

Я наблюдаю за состоянием миссис Лянг через Моник, которая посещает ее каждый день, чтобы отследить результаты лечения кишечника. У миссис Лянг специальный матрас, который не натирает кожу, запор прошел, и боль под контролем. Количество выписанных ей препаратов заметно сократилось, некоторые таблетки заменили пластырями, и ей не приходится глотать то же количество пилюль. Тремор немного уменьшился, но выражение лица по-прежнему отстраненное. Планировалось, что она сможет вернуться в дом престарелых, но боль в правой ноге так и не прекратилась, поэтому Моник спрашивает моего мнения.

Я прихожу сразу после обеда. Пациентов уже покормили, и миссис Лянг сидит в откидном кресле, опираясь на спину (дополнительный бонус обезболивающих) и спустившись ниже, чтобы смотреть в окно, а не в пол. На ее столике стоит радио, играет классическая музыка, и я спрашиваю разрешения убавить громкость, чтобы спокойно поговорить.

— Я хочу, чтобы его вышвырнули из окна! — говорит она внезапно громко, указывая трясущейся рукой на радио. — Какой шум от него. Они оставляют его на весь день, и оно сводит меня с ума!

Я часто замечаю, что в больницах и домах престарелых играет фоновая музыка, и мне всегда было интересно, кто ее выбирает.

— Вы предпочитаете тишину или передачи?

Она говорит, что любит BBC Radio 4, это подразумевает: «У меня есть мозги». Я обещаю, что после разговора настрою ее радио на другую волну. Медленно моргая, она рассказывает, что Моник переключает волну каждый раз, когда приходит, а другие женщины в шестиместной палате жалуются, что не могут слушать музыку.

— Многие из них глухие, — объясняет она. — Или не могут справиться со слуховыми аппаратами, так что мы вынуждены слушать радио на огромной громкости по выбору одного человека. Данте обязательно включил бы наказание радио в аду, если бы его тогда уже изобрели.

Я смотрю вокруг: пять пожилых женщин в чистых ярких больничных халатах. Днем они могут переодеваться и в обычную одежду, но в этой палате собрались самые слабые представители отделения. Некоторые из них спокойно спят. Одна женщина слабо поднимает руку, будто надеется, что я смогу ее спасти. Другая сосредоточенно держит пластиковую чашку с носиком. Это современный ад: превратности экстремального возраста, ясный ум, ограниченный телом, которое постепенно разрушается, но все равно продолжает существовать; или же, наоборот, слабоумие в крепком живом теле. Эта комната — еще один круг ада, очень чистый и светлый. Легко представить, что женщины в этой палате будут рады встретить смерть.

И тем не менее жизнь, со стороны кажущаяся невозможной, для пожилого человека все равно того стоит. Миссис Лянг не проснулась старой — это был долгий путь постепенного усыхания, иногда с частичными поправками, ударами болезней, от которых удавалось отбиться лечением. Мы с ней смотрим на ее состояние с совершенно разных позиций, и именно ее точка зрения важна. Я много работала с пожилыми людьми и научилась не делать поспешных выводов.

Я сижу рядом, и мы обсуждаем ее успехи. Она очень рада, что боли в животе и запоры прошли. Более сильные обезболивающие позволяют ей лежать на спине, несмотря на постепенное разрушение позвоночника, и она может видеть происходящее вокруг. Ее волосы помыли и подстригли, дали посуду с большими ручками, чтобы она могла есть сама, несмотря на прогрессирующую болезнь Паркинсона. Она справляется с этой задачей очень медленно и согласилась поставить зонд для кормления, чтобы питаться с меньшим количеством усилий. Лучшее питание защитит ее кожу от пролежней, через трубку будут вводить и часть лекарств. Она сможет употреблять маленькие порции самостоятельно, для удовольствия. Ей это подходит.

— Я живу слишком долго, — говорит она без эмоций, будто эхо слов сиделки, произнесенных в первый день в больнице. — Если бы я могла, отдала бы часть своих лет более молодым, тем, у кого есть семьи, людям, которым необходимо прожить дольше. Но я не могу.