Ричард Тейлор - Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления

Заключенные гуляют по небольшой крытой территории, и это значит, что у них нет возможности сосредоточиваться на удаленных объектах. В некоторых помещениях на нижних этажах нет естественного освещения. Тогда заключенные часто проводили 22 часа в сутки за закрытой дверью, и общение ограничивалось тремя часами два раза в неделю. В это время можно было звонить семье, всем вместе читать одну газету и так далее.

Заключенные проходили полный досмотр всех полостей тела по пути на встречу с юристами и по возвращении с нее. Таким образом, перед утренними и дневными свиданиями с защитниками, а также после них заключенные должны были встать на четвереньки и пройти ректальный досмотр.

«Ну и что? – скажете вы. – Поскольку эти заключенные представляют большую опасность для общества, такие меры вполне оправданы».

Это правда, но заключенные говорили, что они подверглись огромному давлению, связанному с их статусом врага народа номер один. Например, они считали, что надзиратели продают таблоидам их личную и медицинскую информацию. Это было позднее подтверждено в 2015 году в ходе операции «Элведен», когда Гранта Пицзи, бывшего надзирателя тюрьмы Белмарш, приговорили к двум годам лишения свободы за проступок на государственной службе. Он заработал почти 20 тысяч фунтов стерлингов (более двух миллионов рублей), продавая информацию СМИ, в том числе истории о радикальном проповеднике Абу Хамзе и еще одном подозреваемом в терроризме.

Моя работа с Аделем заключалась в том, чтобы задокументировать его психологическое состояние для принятия решения о возможности депортации, а также проследить, как на него повлияли условия содержания в тюрьме. Мне нужно было связаться с медицинским персоналом учреждения, чтобы убедиться, что риск самоубийства находится под контролем. Проблем, связанных с уголовной ответственностью или способностью участвовать в суде, не было, поскольку самого уголовного дела не существовало. Преступника задержали без суда и следствия.

В итоге, когда все возможности подать апелляцию были исчерпаны, его собирались экстрадировать во Францию. Однако Адель должен был получить медицинское разрешение на депортацию и находился в очереди на несложную хирургическую процедуру. Это могло отложить принудительный выезд из страны на еще более долгий срок, поэтому его перевели в больницу с усиленным наблюдением, чтобы решить последнюю оставшуюся проблему. Через несколько дней Адель объяснил мне, что его без предупреждения (чтобы лишить возможности сбежать) доставили в больницу Королевского колледжа в сопровождении вооруженных сотрудников полиции. Никто, однако, не потрудился пригласить переводчика. Оказавшись там с несколькими нетерпеливыми вооруженными полицейскими, Адель понял, что у него может не быть другого шанса, поэтому он кивнул хирургу, согласившись на процедуру под общим наркозом (он не знал, что именно с ним сделали). Я достал хирургическую выписку из его медицинской карты и смог перевести детали и результаты хирургического вмешательства (как оказалось, успешного).

Получение базовой медицинской и психиатрической помощи затрудняется в контексте особых мер безопасности, и я понимаю, почему хирург отказался от обычной процедуры получения согласия на операцию, после того как увидел коридор, полный вооруженных полицейских. Мы, судебные психиатры, больше привыкли к этому, потому можем выбросить эти меры безопасности из головы и не позволять им отвлекать нас.

Через несколько лет Адель был освобожден во Франции. Он воссоединился с женой и сыном и, похоже, больше не связывался с террористами. Возможно, Белмарш преподал ему урок.

Вскоре я встретился с еще одним заключенным по имени Омар Салах, у которого были связи более чем с одной салафитской (джихадистской) группировкой. Он собирал средства на покупку компьютеров и спутниковых телефонов со сменой рабочей частоты для Чечни, которые, по его словам, предназначались не для военных целей.

Его привезли в Белмарш в апреле 2002 года, но к моменту нашей встречи (через два года после ареста) он впал в тяжелую депрессию, и у него появились психотические симптомы, включая бред отравления, из-за которого он периодически объявлял голодовки. Мои элементарные культурные и языковые навыки в очередной раз помогли растопить лед, и я смог завоевать его доверие. Заключенные вроде Аделя и Омара Салаха с недоверием и страхом относятся к тюремному медицинскому персоналу. После некоторого прогресса с этими двумя сложными случаями адвокаты попросили меня взяться за очередное террористическое дело. Таким образом, по чистой случайности я несколько лет работал с одним террористом за другим.