Пол Кидуэлл - Психология города

Во всех этих примерах отдельные формы мы объединяем в одну, которую на самом деле не видим. И заполняем пробелы , чтобы получить общее представление. Распознав закономерности, мы наделяем формой и объемом неизвестные объекты.

Любая обстановка неизбежно воспринимается именно так, если сознательно не предпринять огромное усилие. На иллюстрации на обороте страницы образ нераспознаваем. Это раздражающее скопление пятен. Они тревожат невозможностью выявить понятную закономерность и отнести ее к одной из хранящихся в памяти категорий. Увидеть общую картину, то есть завершить гештальт, не получается. Если смотреть на такие картинки слишком долго, возникает перегрузка зрительной информацией.

Но если взглянуть на картинку, зная название («Собака»), мы увидим животное. Из миллионов точек возникает образ. Причем сразу. Не приходится собирать вместе отдельные части (хвост, уши, ошейник) — это крайне утомительно. На картинке вдруг появляется знакомый образ далматина.

То же применимо к архитектуре. При всей причудливости здание должно восприниматься как целое. Иначе неизбежен дискомфорт. Забавно, что Рем Колхас, архитектор нарочито запутанного Дома музыки в Порту, как-то сказал, что «без правил не бывает игры».

Чаще всего дискомфорт обусловлен невозможностью закрыть гештальт из-за количества элементов. Ландшафт и здания должны соответствовать восприятию мира. Беспорядок в природе и сумбурных застройках вызывает психологическое напряжение.

Роджер Ульрих своим экспериментом доказал, что природный ландшафт вызывает отторжение, если он безликий (с низкой затейливостью) или в нем отсутствует фокус (как лес с беспорядочным нагромождением кустов и поваленных деревьев). Поэтому вид здания без визуального центра — скажем, обозначенного входа — тоже неприятен. Это обусловлено принципом восприятия «фигура / фон» и связано с потребностью в хорошей видимости. В пейзаже нам нужен горизонт, а интерьер должен целиком просматриваться, чтобы мы представляли себе масштабы здания. Ограниченный обзор и беспорядочный вид нам не по душе ни дома, ни на улице. Но и в безликой коробке — рукотворном эквиваленте пустыни — мы тоже не пожелаем жить.

В исследовании ландшафтных предпочтений Ульрих сделал еще один важный вывод (см. список 1). Он заметил, что земля должна быть гладкой, без ям и неровностей. Так, чтобы нам было удобно ходить пешком. Получается, идеальный вариант — саванна. Теперь понятно, как это влияет на восприятие зданий с неровным полом и какой он доставляет дискомфорт.

Нравится

1. Затейливость.

2. Далеко простирающаяся поверхность (предвкушение исследования новых земель?).

3. Наличие смыслового центра.

4. Глубина — в идеале горизонт.

5. Водоем (река, озеро и т. п.).

6. Ровная земля.

Не нравится

1. Беспорядок / хаос.

2. Плоский, безликий ландшафт.

3. Фокус не просматривается — например, в густом лесу, заросшем кустами и заваленном упавшими деревьями.

4. Неровная поверхность.

5. Конкретные опасности: обрывы, хищники, ядовитые животные (особенно змеи и пауки).

Как объяснить эти предпочтения? Они все врожденные или некоторые приобретенные? Заманчиво обосновать их эволюцией. Б о льшую часть своей истории люди охотились и занимались собирательством: все мы вышли из африканской саванны. В причудливом ландшафте, с деревьями и рельефом, есть где прокормиться, порезвиться и найти укрытие: на равнине больше шансов разыскать пищу, поймать добычу или спастись бегством. Если обстановка с первого взгляда не ясна, можно быстро оценить риски и убедиться в своей безопасности: заметим ли мы подкрадывающихся хищников и сможем ли в случае чего убежать. А в густых зарослях часто скрываются неприятные сюрпризы. Возможно, там притаился хищник, а нам некуда деться. Но на совершенно плоской и открытой равнине негде спрятаться. Тяга к воде предположительно связана с физиологической потребностью в ней.

На наши предпочтения, как установлено исследованием Ульриха (и это дополнительный аргумент в поддержку эволюционной теории), сильно влияет наличие конкретных опасностей. Присутствие обрыва или хищника перечеркивает плюсы, скажем, глубины и разнообразия пространства. Это окончательно убеждает нас в том, что эстетические предпочтения обусловлены инстинктом выживания.