Сергей Батчиков - Уроки Второй мировой. Восток и Запад. Как пожать плоды Победы?

Сверхцентрализация, сформировавшаяся в ходе вошедшего в историю, как «большой террор» 1937–1938 годов, восстания партийной номенклатуры против попытки демократизации, закрепленной в Конституции 1936 года, начала ослабляться еще во время финской войны. Всё большее влияние на принятие решений оказывали специалисты, всё более демократичным становился механизм их принятия.

По ходу войны Сталин всё меньше вмешивался в управление военными действиями, всё больше передавал выработку и принятие решений военным, что повышало успешность военных действий (Гитлер же, напротив, всё больше вмешивался в принятие военных решений, что неуклонно снижало их эффективность).

Важную роль сыграл и личностный фактор: сверхответственность не только Сталина, но и почти всех представителей тогдашней элиты, прилагавших все силы для спасения Родины.

Характерно, что даже в условиях катастрофической нехватки, а часто и полного отсутствия жизненно необходимых ресурсов сохранялась и даже создавалась конкуренция между различными конструкторскими бюро, создававшими необходимые образцы техники, и разнообразными проектами во всех сферах общественной жизни. Именно внутренняя конкурентность советского общества, неразрывно сплавленная в диалектическом единстве с солидарностью, стала ключевым фактором его силы.

Ни среднем и низшем уровне управления и на фронте, и в тылу в основном стихийно, под влиянием категорической необходимости повышалась свобода исполнителей, стимулировалась инициатива, делегировалась ответственность.

При этом в нашей стране, в отличие от Германии и, тем более – сателлитов Третьего рейха, коррупция носила незначительный характер и не влияла на принятие решений. Региональные власти были встроены в единую систему управления и также коррумпированы в минимальной степени, в то время как в Германии проблема тотальной коррупции гауляйтеров и их окружения так и не была решена до самого уничтожения рейха.

Именно в силу описанного советская система управления справилась с труднейшими задачами эвакуации и восстановления производства, снабжения фронта, мобилизации огромной и невероятно разнородной страны.

Именно поэтому она на голову превосходила по своей эффективности системы управления не только фашистской Германии, но и союзников по антигитлеровской коалиции.

Жестко централизованная система управления смогла весьма эффективно стимулировать научно-технический прогресс. Далеко не сводимая к «шарашкам и шпионажу» система управления творческим трудом, позволившая стремительно создать атомное и водородное оружие, средства их доставки, систему ПВО и электронику, и сегодня еще ждет своего исследователя. А ведь килотонны издаваемой на эту тему литературы показывают: проблема управления творчеством так и не решена «цивилизованным миром».

Важным фактором прочности советской экономики, фатально недооцениваемым в настоящее время, было достаточно широкое развитие в ней рыночных отношений, выкорчеванных лишь Хрущевым (так как они мешали всевластию партхозноменкла-туры).

Принципиальный толчок дала зависимость от внешних рынков: когда зерно подешевело из-за «великой депрессии», нужные для выживания в войне средства мог дать лишь экспорт леса: это вызвало не только рост ГУЛага как производственного комплекса, но и возникновение в нем хозрасчета. При всей жестокости («убивает большая пайка, а не маленькая») последний показал эффективность, и в феврале 1941 года Пленум ЦК ВПК(б) принял решение о его распространении на остальную экономику, сорванное войной.

Но и безо всякого хозрасчета малый бизнес, называвшийся кооперацией, давал перед войной не менее 6 % промышленной продукции (что, насколько можно судить, выше нынешнего уровня), включая 40 % мебели, 70 % металлической посуды, почти все игрушки. На 114 тыс. предприятиях промкооперативов (в Москве в 1936 году их было 15 тыс.) работало 1,8 млн. чел.

Первые советские ламповые радиоприемники (с 1930 года), радиолы (с 1935) и телевизоры (с 1939 года) выпускала ленинградская артель «Прогресс-Радио». В предпринимательском секторе работало около ста конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и даже два полноценных НИИ. Промкооперация имела свою пенсионную систему (которой в то время было лишено село), потребительское и даже жилищное кредитование, не существовавшее в то время в других секторах экономики.