Хеннинг Кёлер - Загадка страха. На чем основан страх и как с ним быть

Тут внешний мир как бы окончательно отступает. Теперь — конечно же в образном смысле — это пустое, нейтральное пространство, где будет разворачиваться предстоящее действие. В момент сосредоточения внешний мир — синоним некоего «там», но он уже не сковывает и не «давит». Таким образом, невзирая на величайшую сосредоточенность, состояние это сродни сну — сну в состоянии бодрствования. Мы находимся на самом пике своего «Я», а значит, бодрствуем; от внешнего же мира, т. е. от того, что надвигается на нас, мы на мгновение отрешаемся, как бывает во сне. Сосредоточиваясь, мы достигаем и «поворотного пункта»: под влиянием определенных мыслительных процессов отношение к «внешнему миру» выстраивается заново. В главе «Страх и сон» мы еще увидим значимость этой взаимосвязи.

Пока же нас интересует, что возникновение страха само по себе не только не проблема, но, вероятно, даже подспорье, если мы не боимся страха, если умеем принять всерьез его вопросы и ответить на них. Как показывает приведенный пример, вопросы эти — «Владеешь ли ты темой? Действительно ли тебе важно то, что ты собираешься делать? Все ли силы ты собрал, чтобы сделать это как следует?» — более чем оправданны! Страх подталкивает к самопроверке, а она привлекает внимание к решающим моментам; наконец, он побуждает нас собраться, сосредоточиться, а это — если получится как надо — хорошо помогает справиться с предстоящим. От стадии приручения страха мы переходим к выполнению поставленной задачи с избытком управляемых сил, который приносит ощутимую пользу. Нельзя забывать и кое-что еще, только с виду второстепенное: укрощенный и, следовательно, не «уничтоженный», а задействованный и преображенный страх помогает обрести скромность, бережность, «душевную чуткость» как по отношению к делу, так и к его участникам! Стало быть, принимая и контролируя страх, мы получаем двоякое преимущество: во-первых, прирост энергии с противоположной стороны и, во-вторых, со стороны самого страха, большую чуткость, которая всегда есть не что иное, как «освобожденный» страх.

Способность сказать себе в сложной ситуации: «мое восприятие, суждение, мои действия подвластны мне, я хозяин в своем доме» — не гасит страх (такая мысль была бы наивной), но лишает его парализующей силы, какую он получает при утрате этой способности. Под водительством же и попечением здоровой, не эгоистичной, а проистекающей из любви к делу веры в себя страх превращается в полезного спутника и повышает качество жизни. И снова уместно сказать: во внутренней крепости можно забаррикадироваться, изолироваться, и тогда «дом становится тюрьмой, а общая, нарастающая опасность — все более и более явной» (Хиклин). В таком случае страх всего лишь остается снаружи, а разбирательство с ним откладывается на потом. Но «крепость» может быть и местом, где живет искренний, участливый интерес — интерес, коего заслуживает и сам страх как жизненная реальность. Причина раздора человека с самим собой не страх, а боязнь страха.

Во избежание недоразумений изложенное выше необходимо дополнить. Нередко страх — причем вполне справедливо — описывается как состояние, «непременно связанное с закрытостью, отрезанностью» [17] Michaela Glцckler , Vom Umgang mit der Angst, Stuttgart 1990. , т. е., по сути, с ощущением одиночества. Из моих же слов следует, что преобразование страха на основе внутренней концентрации как раз и требует ухода в одиночество. Кроме того, многие особо подчеркивают определенную сторону симптоматики страха — оцепенение, охлаждение, изоляцию и «ощущение угрозы в состоянии зажатости» [18] См. прим. 13. . Из этого авторы делают вывод — опять-таки совершенно справедливый — о такой тенденции страха, как сжатие, а стало быть, отвердение; я же говорил о «разжижении», о «растворении» во внешнем мире, кстати сказать, в согласии с описанием Рудольфа Штайнера, где идет речь о «душевном истечении» [19] Рудольф Штайнер . Лечебно-педагогический курс, 28.5.1924. , т. е. о душевном процессе, соответствующем процессам «истечения» телесного (позывы к мочеиспусканию, потливость, понос).

Но с таким же успехом можно сослаться на Штайнера, подчеркивая другую сторону, «резкое отступление» «Я»; внешне это проявляется в побледнении, т. е. централизации крови, согласно описанию в «Оккультной физиологии» (в отличие от краски стыда) [20] Rudolf Steiner , Eine okkulte Physiologie, 26.3.1911. . На это указывает и корень слова «страх» [лат. angustiae = теснота; средневерхненемецкий предшественник Angst (страха): die angest]. Так что это — противоречие? Или речь идет о разных формах или градациях страха? Мнимое противоречие снимается, если, во-первых, учесть, что между латентной боязнью и паникой существует целая шкала разнообразных состояний страха [21] Я считаю излишним описывать здесь многочисленные специфические формы страха, различаемые в психологии, уже потому, что на рынке существует масса книг и справочников по этой теме. Толковый и полный обзор, хотя и без учета человековедческого аспекта, дают, к примеру, в своей книге Герберт Фенстерхайм и Жан Бар (Herbert Fensterheim, Jean Baer, Das Anti-Angst-Training. Verlerne deine Unsicherheiten und Phobien, Mьnchen 1988). В их практических советах нет глубины, но они вполне годятся на каждый день. и непосредственная шоковая реакция (оцепенение), безусловно, отличается от нервного беспокойства перед экзаменом, когда человека бросает в пот. Во-вторых, при внимательном рассмотрении процесса страха выясняется, что здесь наблюдается непосредственное взаимодействие обоих аспектов — растворения и сгущения, расширения и сжатия. К симптоматике страха относятся как приливы жара, так и ощущения холода, как обострение внимания и (само)восприятия, так и чувства оцепенения и бессилия, сопровождаемые притуплением восприятия. Страх, как подтверждает и Рудольф Штайнер, ведет к усиленному переживанию «Я», с одной стороны, и к так называемым явлениям деперсонализации, к ощущению «отсутствия» — с другой. Применительно к страху одинаково правомерны и слова Карла Кёнига о «расслаблении души» (тенденция растворения), и выражение «зажимать в тиски» (Хессенбрух).