Эдвард Слингерленд - И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности

Другая важная часть мозаики спонтанности – эволюционная психология. Она отчасти объясняет, почему состояние у-вэй так приятно его обладателю и привлекательно для окружающих. Предметы и события приносят удовольствие, когда они полезны для эволюции (например, оргазм или шоколад). Состояние у-вэй приятно нам потому, что огромное количество задач нельзя решить с помощью сознательной психики. Чтобы справиться с ними, нужно освободить быстрое бессознательное восприятие. Ученые-когнитивисты все больше убеждаются в том, что наше сознательное, эксплицитное сознание нередко становится хитрым лжецом, а спонтанные, неосознаваемые жесты отражают то, что действительно у человека на уме. Физиологически сложно осознанно вызвать спонтанность, и, возможно, поэтому мы так ценим ее. Поэтому же мы находим естественных людей привлекательными и заслуживающими доверия, а попытки сымитировать спонтанность и легкость, например коммерческие брачные стратегии вроде “Правил” и “Системы”, не приносят никакой пользы.

Поэтому, несмотря на то, что древнекитайские мыслители предложили разнообразные догадки, почему привлекательно дэ , ответ, возможно, кроется в очень простом психологическом явлении: спонтанное поведение трудно имитировать, а значит, раскованные, непринужденные люди редко оказываются лгунами. Нас всех также интересует эффективность, а люди в состоянии у-вэй нередко пользуются успехом в обществе. Все это дает эмпирически подтвержденную, научную базу {12} 12 См. гл. 6. для восприятия у-вэй и дэ как понятий, которые могут помочь нам устроить собственную жизнь. Поэтому мы займемся рассмотрением глубоких эволюционных и нейробиологических причин того, почему у-вэй эффективно, почему дэ работает и почему некоторые современные исследователи феномена спонтанности {13} 13 Современная наука столкнулась с рядом проблем, очень похожих на древнекитайский парадокс спонтанности: если вы уже не ведете себя спонтанно и непринужденно, как можно пытаться быть таким? Чем сильнее исследователи когнитивных наук интересуются феноменом спонтанности и связи бессознательного с поведением, тем заметнее это противоречие и тем активнее (чего и следует ожидать от ученых) попытки преодолеть его своими методами. Социальные психологи, интересующиеся эффективностью бессознательных процессов (могущество “озарения”), также столкнулись с вредом слишком долгих раздумий. Психологи начали исследовать феномен, очень похожий на парадокс у-вэй : насколько сложно сознательно подавить мысль, заставить себя расслабиться или заснуть (Wegner 2011). Растет объем экспериментальной литературы о феномене мандража в стрессовой ситуации, из которой также можно почерпнуть догадки о том, какие конкретно факторы действуют в случаях, которых так боятся профессиональные спортсмены и исполнители (Beilock 2010). Специалисты по когнитивным нейронаукам также начали изучать мозг, чтобы понять, что именно происходит “за кулисами”, когда у спортсмена появляется “эйфория бегуна” (Dietrich 2003) или когда джазмены переключаются с гамм на импровизацию (Limb and Braun 2008). Эта работа предоставляет нам ценный современный взгляд на древний парадокс у-вэй . упускают важные аспекты опыта у-вэй .

Если современная наука может столько рассказать об у-вэй , то зачем нам вообще обращаться к этим древним китайским дядькам? (Насколько известно, все они были дядьками.) Как историк, изучающий древнекитайскую философию, и (это не совпадение) как человек, выросший в Нью-Джерси, где на дух не переносят туфту, я начинаю страдать мигренью, когда слышу людей, превозносящих “Восток” как единственный и непогрешимый источник мудрости. Тем не менее, в куче нью-эйджа есть зерно истины. Есть несколько важных аспектов, в которых древнекитайская мысль может помочь справиться с отдельными затруднениями философского и политического свойства и лучше подготовиться к принятию биологического и социального мира, в котором мы живем.

Если называть “западным” образ мышления, усвоенный в Европе и ее бывших колониях после эпохи Просвещения, то можно сказать, что для него характерно принятие рационального мышления как основы человеческой натуры, а мышления – как процесса, протекающего в высших сферах, абсолютно не связанного с шумным физическим миром. Это дуалистический взгляд в том смысле, что разум и якобы свойственная ему абстрактная рациональность {14} 14 Есть и исключения: Аристотель, Фридрих Ницше, Морис Мерло-Понти, Уильям Джемс и Джон Дьюи и др. резко отграничены от тела и эмоций и занимают по отношению к ним господствующее положение. Хотя психофизиологический дуализм {15} 15 О “народном” психофизиологическом дуализме см.: Bloom 2004. Также см.: Slingerland 2013. (О том, что даже в древнем Китае существовал психофизиологический дуализм, хотя и не настолько ясно выраженный, как в западной мысли после эпохи Просвещения.) отчасти является универсальной чертой человеческой психологии, традиция, прослеживающаяся от Платона до Декарта, превратила смутные догадки о разнице между людьми (у которых есть разум) и вещами (у которых его нет) в странную метафизическую дихотомию нематериального разума и неживой материи .