Шэрон Бегли - Не могу остановиться - Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Снова и снова, по сообщению Хэкинга, «потребность двигаться овладевала им». Лечащему врачу Альбер сказал, что его «терзает необходимость путешествовать». В этих словах слышна тревожность, питающая современные компульсии. «Все, что мне нужно, — это идти, — поведал Альбер одному доктору. — Несколько мгновений назад мной овладело огромное желание пуститься в путь. Я едва не уехал от вас в Льеж». В дороге его почти всегда охватывает «веселость», говорил он врачам. Если и накатит печаль, достаточно пройти с километр, «и печаль проходит сама собой». Угнетенность из-за пребывания на одном месте становилась невыносимой при виде отъезжающих путников, например солдат, садящихся в поезд, чтобы отправиться в полк. «Это было невыносимо, — впоследствии рассказывал он врачу. — Я завидовал всем этим новобранцам, которые едут повидать страну». В таких случаях, признавался Альбер, «я чувствовал, что нужно идти, пройти долгий путь. Ни на минуту меня не покидал этот гнет, толкавший в дорогу».

Альбер часто оказывался то в одной, то в другой больнице, где компульсивно мерил шагами коридоры, и психиатры могли без помех изучать его случай. Психическая реакция бегства, аналогичная состоянию после эпилептического припадка — заявила одна школа. Чепуха, возражала другая: истерия, которая лечится гипнозом. Нет, дромомания — этим неологизмом, образованным от древнегреческого названия скакового круга, обозначили состояние, при котором человек испытывает неодолимую потребность податься в бега. Врач Филипп Тисси, наиболее глубоко изучавший болезнь Альбера, поставил диагноз «патологический туризм», который считал формой сумасшествия. Это была эпоха, когда путешествия из привилегии аристократов превратились в массовое явление, что способствовало возникновению таких культовых фирм, как Thomas Cook & Son. Но если лондонские коммерсанты в большинстве своем ограничивались размышлениями, не купить ли у Кука тот или иной тур, перемещения Альбера были «обсессивными и неконтролируемыми», по словам Хэкинга, — «не столько путешествиями с целью познать себя, сколько попытками уничтожить свою самость». Они стали «началом эпидемии маниакальных путешествий».

Как и в других случаях массовой истерии, слух о поведении одного человека спровоцировал сотни подражателей. Безумных путешественников описывали врачи Германии и России, северной Италии и других регионов Франции, помимо Бордо, откуда был родом Альбер. Независимо от подробностей жизни этих мужчин (практически все больные были мужчинами; женщины, будь то больные или здоровые, редко путешествовали в одиночестве по Европе 1880-х гг.) и их скитаний, каждый рассказывал своему врачу, что «был захвачен непреодолимым желанием идти». И «они уходили против собственной воли, бросая все, чтобы утолить эту нужду», согласно тексту диссертации 1892 г., основанной на историях болезни восемнадцати лиц с патологической страстью к бродяжничеству — пациентов лечебницы Тисси в Бордо. Впрочем, мания путешествий закончилась так же быстро, как и началась. «Компульсивное бесцельное скитальчество как медицинский феномен» наблюдалось с 1887-го по 1909-й г., сообщил Хэкинг, «и впоследствии не повторялось».

Итак, на авансцену выходит Зигмунд Фрейд (1856–1939).

Родоначальник психоанализа считал заболевание, ныне именуемое обсессивно-компульсивным расстройством, самым интересным из психических нарушений, и посвятил ему четырнадцать статей. Однако в эссе 1909 г. он признался, что «до сих пор не смог разрешить ни одного серьезного случая».

Тем не менее Фрейд облегчал состояние своих компульсивных пациентов. Его подход к лечению резко отличался от всей предшествующей традиции, поскольку он анализировал компульсии точно так же, как сны, воспоминания и практически любые другие сообщения пациентов — как символы. К примеру, девятнадцатилетняя пациентка поведала ему о компульсивном ритуале отхода ко сну, без которого не могла уснуть. По описанию Фрейда, она останавливала большие часы в своей спальне и выносила за дверь остальные, в том числе карманные, даже «крохотным наручным часикам… не положено было лежать в ящике прикроватного столика». Дверь между спальнями ее и родителей должна была оставаться приоткрытой ровно наполовину, для чего она подкладывала в дверной проем различные предметы. Она передвигала цветочные горшки и другие сосуды, чтобы исключить их случайное падение, и укладывала подушки в форме бриллианта. Больная встряхивала пуховое одеяло до тех пор, пока пух не перемещался в его нижнюю часть, но, добившись этого, нервозно разравнивала наполнитель, пытаясь разделить пушинки. «Ее всегда преследовало ощущение, что не все сделано, как надо, — писал Фрейд. — Все нужно было проверить и повторить, поскольку то одно, то другое вызывало сомнения».