В течение двух веков, начиная с 1600-х гг., европейские монархи, ученые и аптекари увлекались «собраниями диковин», составляя беспорядочные коллекции из всего экзотичного, красивого или редкостного, что удавалось найти в собственном имении или в дальних краях. В 2013 г. манхэттенский Клуб Гролье, жемчужина среди музеев, устроил выставку этих коллекций, которые выставлялись в шкафах и на полках «кунсткамер», или, как их принято было называть в Германии, Wunderkammers — «комнат чудес». Тяга и настойчивость — бесспорно, компульсивные — к собиранию и накоплению, каталогизации и демонстрации экспонатов кунсткамер столь же очевидны, сколь и фантастическая причудливость их содержимого. В этих собраниях присутствовали гербарии экзотических растений и скелеты крохотных животных, раковины и кораллы, кальцинированные артерии и почечные камни, античные монеты и медали, ископаемые и минералы, научные инструменты и даже чучела крокодилов, а также многое другое, все занесенное в подробные описи.
Маниакальное увлечение кабинетами редкостей прошло, как проходят все маниакальные увлечения, многие коллекции стали ядром выдающихся европейских и американских музеев естественной истории (а также куда менее величественных заведений — шоу уродов и странствующих балаганов). Однако, пока кунсткамеры существовали, они являлись социально приемлемой компульсией. Грань между болезнью и культурной деятельностью уже тогда была расплывчатой, как строчки в столетних описях, но там, где она пролегала, клеймо помешательства заменялось представлением о безумии как прерогативе чувствительных и утонченных образованных классов. Считалось, что оно отсутствует среди «бедных и менее цивилизованных обитателей современной Европы», как писал Томас Арнольд в книге 1782 г. «Замечания о природе, типах, причинах и предупреждении умоисступления, помешательства или безумия» (Observations on the Nature, Kinds, Causes and Prevention of Insanity, Lunacy or Madness). Безумие, включая компульсивное поведение — умеренное, облагороженное, благопристойное, — стало рассматриваться как свойство цивилизованности, породы и интеллектуальности. В XVIII в. обсессии и компульсии «выдвинулись на роль выражения самой сущности человеческой природы и отличительного признака гения, благородного происхождения и репутации», — утверждает Леннард Дейвис из Университета Иллинойса в книге 2009 г. «История обсессии» (Obsession: A History).
Французский психиатр Жан-Этьен Доминик Эскироль (1782–1840) около 1820 г. предложил термин «мономания» — однопредметное помешательство — для обозначения психического дисбаланса вследствие единственного направления мыслей или предмета внимания. Во всем, что не касается предмета помешательства, больные мономанией способны думать, размышлять и вести себя нормально. Едва появившись, мономания стала одним из самых распространенных диагнозов у пациентов французских лечебниц для душевнобольных. Это отразилось не только в поведении людей и их отношении к соплеменникам, но и в художественной литературе. Главный герой романа Генри Маккензи «Человек чувства», написанного в 1886 г., посещает Бедлам (больницу Св. Марии Вифлеемской) — первую в Англии психиатрическую больницу, — где встречает математика, испытывающего неодолимую потребность вычислять траектории движения комет, и знаменитого школьного учителя, вынужденного искать верное произношение древнегреческих глаголов. Компульсивная нужда бесконечно что-то собирать или создавать, рассчитывать орбиты или раскрывать тайны мертвого языка делала эту мягкую форму безумия (если это вообще безумие) модной особенностью, признаком остроты интеллекта и стойкости духа. Безумная одержимость считалась проявлением интеллектуальной состоятельности.
• • •
К концу XVIII в. среди историй болезней людей, вынужденных думать определенные мысли или совершать действия, преобладали нерелигиозные случаи. Из этого не следует, что религиозная скрупулезность исчезла, однако, поскольку светские институты и способы мышления начали конкурировать с церковью, обнаружилось множество других способов быть компульсивным, не предаваясь богопротивным мыслям и не исповедуясь снова и снова. Действительно, в светских обществах симптомы религиозного ОКР наблюдаются реже, чем в глубоко религиозных культурах. В конце концов, редко встретишь атеистку, у которой сжимается сердце от тревоги, если не зажжены свечи шаббата. В исследовании 2004 г. ученые Федерального университета Рио-де-Жанейро сравнили взрослых пациентов университетской клиники в Рио, имеющих диагноз ОКР, с больными тем же расстройством в других частях света. Преобладание религиозных обсессий наблюдалось только на Среднем Востоке, из чего авторы сделали вывод в отчете для Journal of Psychiatric Research , что «культурные факторы могут играть существенную роль» в компульсиях, охватывающих население.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу