Эрих Нойманн - Великая Мать

Сотня цветочных головок от корня его поднималась,

Благоуханью его и вверху все широкое небо,

Вся и земля улыбалась, и горько-соленое море.

Руки к прекрасной утехе в восторге она протянула

И уж сорвать собиралась, как вдруг раскололась широко

Почва Нисийской равнины… [77]

Через это воплощение соблазнения, наполняющего весь мир, через желание овладеть фаллусом, она «вступает в брак» с Гадесом и уносится мужчиной из «Миконы», лунной страны девственных снов.

( Рис. 65-66 ) Воскрешение Коры из земли – архетипический мотив весны – означает ее нахождение Деметрой, ( Рис. 154 ) для которой Кора «умерла», и воссоединение с ней. Но подлинная мистерия, посредством которой изначальная мистерия восстанавливается на новом плане, заключается в следующем: дочь становится тождественной матери; она становится матерью и так преображается в Деметру. Именно потому, что Деметра и Кора – это архетипические полюсы Вечной Женственности, зрела женщина и дева, мистерия Женского поддается вечному обновлению. Внутри женской группы старуха всегда Деметра, Мать; девушка всегда Кора, Девушка.

Второй элемент мистерии – это рождение сына. Здесь женщина переживает подлинное чудо, которое важно для ориентации матриархата: женщина рождает не только женщину, свой образ, но и мужчину. Чудо мужской вмещенности в женщину выражается на примитивном уровне самоочевидной подчиненностью мужчины женщине: даже как любовник и муж, он остается ее сыном. Он также и оплодотворяющий фаллус, который на самом духовном плане воспринимается как инструмент трансперсонального и сверхперсонального мужского начала. Таким образом, на самом низком уровне матриархата мужское потомство остается всего лишь необходимым для оплодотворения.

Рис. 65 Воскрешение Коры

Оттиск печати, Беотия, поздний элладский период

Но на уровне мистерии, где появляющаяся вновь Кора – это не только та, что была изнасилована и исчезла, но и Кора преображенная во всех отношениях, ее деторождение тоже видоизменяется, и сын – это совершенно особый сын, светоносный сын, «божественный ребенок».[78]

Рис. 66 Воскрешение Коры

Рисунок на вазе, Аттика, IV в. до н.э.

Светоносное мужское начало воспринимается женщиной в двух формах: как огонь и как высший свет. В этой связи огонь, за которым женщина повсюду присматривает – это низший огонь, земной огонь и огонь, содержащийся в женщине, который мужчине нужно только «высверлить» из нее. Либидо, воспламеняющееся в сексуальности, внутренний огонь, ведущий к оргазму, имеющий свое высшее подобие в оргазме экстаза, в этом смысле огонь, обитающий «в» Женском, который Мужскому нужно только привести в движение.[79]

Эта связь, вероятно, столь же древняя, как добывание огня, часто интерпретируемое как половой акт, в котором из женственной древесины появляется, или, скорее, рождается, огонь. Для первобытного человечества трение не «производит» огонь, а лишь вызывает его. Таким образом, архетипически «жар», «пыл» женщины тоже может появиться как разрушительная дьявольская сила, сжигающая мужчину.

Агни, индийский бог огня, назван «тем, кто вырастает из матери (горящей доски)».[80] А значение света и огня повсюду приписано божественному сыну, вплоть до Христа, который говорит: «Тот, кто рядом со мной, в огне» и «Разруби дерево, я – там».[81]

Другое выражение этой связи между огнем и сыном, деревом и Женским-Материнским заключается в том, что Деметра, как Геката и многие другие богини, держит в качестве символа факел. ( Илл. 156, 161а ) Огонь факела, низший огонь-свет сына дерева, соответствует высшим светоносным сыновьям – звездам, луне, солнцу - которые являются детьми ночи.

( Илл. 152b ) Так, крылатая фигура Танит, карфагенской богини небес, стоящей под сводом небес и зодиака, держит в руках солнце и луну, окруженная столпами, символами Великой Богини-Матери. Но на нижнем уровне стелы мы видим ту же богиню стилизованной с поднятыми руками, возможно, как дерево, ассимилированное египтянами как символ жизни. Ее голова – солнце, намек на рождение солнца из дерева, она окружена двумя голубями, типичными птицами-символами Великой Богини.[82]

Сыновья – свет и огонь – оплодотворяют материнскую тьму, из которой они были рождены. Но матриархальный материнско-сыновний инцест происходит не только на низшем уровне плодородия, но и на более высоком плане. Факел и свет – это тоже оплодотворяющие духовные символы, и в католическом обряде освящения купели – материнского порождающего начала – когда горящая свеча почти падает в воду, священник говорит: « Ab immaculato divini fontis utero in noram renatacreaturam progenies coelestis emergal ».[83] Посредством hieros gamos со светом и огнем разжигаются высшие и низшие женские начала, а Мария остается « igne sacroinflammata ».[84] Снова и снова тьма ночной Женственности разжигается и оплодотворяется огнем и светом; и даже когда сияющие объятия означают смертельный брак для женщины, это смерть, преображенная в новое рождение.