Филип Тетлок - Думай медленно — предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность

Недостаточной реакция может оказаться по множеству причин, и некоторые из них вполне прозаичны. «Вот же, упустил я тут обновление своего прогноза!» — написал Джошуа Фрэнкел после того, как американские воздушные силы атаковали сирийские цели 22 сентября 2014 года, что закрыло вопрос, вторгнутся ли на территорию Сирии иностранные военные силы. Ошибка Фрэнкела? Как и все остальные, он видел выступление Обамы, который объявил о своем намерении выступить против ИГИЛ в Сирии. Но он не поднял вероятность в своем прогнозе с 82 до 99 %, как, по его же словам, следовало сделать, потому что события развивались очень быстро, а он «слишком замотался на работе, чтобы держать руку на пульсе». Иногда обновления подобны хорошим навыкам ведения домашнего хозяйства: нужно вовремя выметать старые прогнозы.

Но есть и более тонкое объяснение причины, по которой Билл Флэк недостаточно отреагировал на сообщение японского представителя власти о том, что Синдзо Абэ посетит храм Ясукуни. Политическая цена посещения Ясукуни высока. И у Абэ не было насущной потребности успокаивать консервативных избирателей, поэтому выгода от посещения оказалась бы совершенно незначительной. Вывод? Рациональное решение — не ходить. Но Билл проигнорировал чувства самого Абэ. Абэ — консервативный националист. Он уже посещал Ясукуни, хоть и не как премьер-министр. Он захотел сходить туда снова. Размышляя над своей ошибкой, Билл сказал мне: «Наверное, вопрос, на который я на самом деле отвечал, был не: „Посетит ли Абэ Ясукуни?“, а „Пошел бы я в Ясукуни, если бы был премьер-министром Японии?“» [129]. Очень проницательно. И это уже знакомое нам явление: Билл понял, что бессознательно применил прием «заманить и подменить» — заменил сложный вопрос простым. Отклонившись от настоящего вопроса, Билл отмел новую информацию, потому что она не имела отношения к «подменному» вопросу.

Это пример ошибки обновления, основанной на психологической предубежденности. Их всегда очень сложно отслеживать. Но один психологический источник ошибок особенно стоек и с большой вероятностью может привести к губящей прогноз недостаточности реакции.

7 декабря 1941 года, когда японский императорский флот напал на Соединенные Штаты в Перл-Харборе, американцы были в шоке не только потому, что их неожиданно втянули во Вторую мировую войну, но и потому, что это нападение открыло им глаза на опасность, которую мало кто осознавал: если Гавайи уязвимы, то уязвима и Калифорния. Защиту торопливо усилили, но многие высшие представители власти боялись, что все приготовления могут быть напрасными из-за шпионов и саботажников. Американцы японского происхождения «могут оказаться ахиллесовой пятой всех усилий гражданской обороны», предупреждал Эрл Уоррен. В то время Уоррен был генеральным прокурором Калифорнии. Позже он стал губернатором, затем председателем Верховного суда США, и его помнят сейчас как либерала, внесшего огромный вклад в школьную десегрегацию и развитие гражданских прав [130].

Но в ракурс «за кончиком носа» Уоррена в ходе Второй мировой гражданские права не попадали. В него попадала безопасность. Ответом Уоррена на предполагаемую угрозу стало решение заключить под стражу всех мужчин, женщин и детей японского происхождения. Это план осуществился в период с середины февраля до августа 1942 года, и 112 тысяч людей, две трети из которых родились в США, были отправлены на кораблях в изолированные лагеря, окруженные колючей проволокой и вооруженными охранниками. Никаких попыток саботажа не было предпринято в течение десяти недель до интернирования; не предпринимались они и до конца 1942 года, и в 1943 году. Некоторые сторонники интернирования считали, что это свидетельство в сочетании с крупными поражениями, которые терпела японская армия, означало, что политику можно смягчить. Но Уоррен и другие сторонники жесткого курса не соглашались, настаивая, что опасность существует по-прежнему и ничуть не уменьшилась [131].

Это крайний случай того, что психологи называют «ригидностью мнения». Люди могут быть ошеломляюще негибкими, они способны судорожно подбирать рациональные доводы, чтобы избежать признания новой информации, которая переворачивает их устоявшиеся представления. Вспомним аргументы, которые приводил в 1942 году генерал Джон Деуитт, страстный сторонник интернирования американцев японского происхождения: «Сам факт, что до сего момента не наблюдалось никакого саботажа, вызывает беспокойство и подтверждает предположение, что подобные действия будут предприняты» [132]. Или, если сформулировать проще, «тот факт, что ожидаемое мной не случилось, доказывает, что оно еще случится». К счастью, такое экстремальное упрямство — редкое явление. Чаще всего, сталкиваясь с фактами, которые невозможно игнорировать, мы неохотно уступаем и меняем мнение, но степень изменения, скорее всего, будет меньшей, чем следовало бы. Как мы увидели во второй главе, мозг любит четкость и упорядоченность — и, как только факты оказываются четкими и упорядоченными, он старается сводить их пертурбации к минимуму. Но не все пертурбации одинаковы. Помните цитату из Кейнса насчет изменения мнения перед лицом изменения фактов? Она цитируется в бесконечном количестве книг, включая одну из тех, что были написаны мной, и одну — моим соавтором. Погуглите — и вы найдете ее по всему интернету. Но, попытавшись найти ее источник, я не смог этого сделать. Вместо этого я нашел пост, написанный блогером Wall Street Journal , где говорилось, что никому еще не удавалось найти эту цитату в оригинале и два основных эксперта по Кейнсу считают ее апокрифом [133].