Среди постдокторантов и магистрантов отдельного упоминания заслуживает Ева Чен — за бескорыстную преданность и желание делать все, что потребуется, для успеха проекта. Павел Атанасов и Филип Рескобер сыграли центральную роль в осуществлении операций на рынке предсказаний. Ева и Павел, а также Катрина Финчер и Велтон Чанг продемонстрировали, что обучить практическим прогностическим навыкам возможно, а это великое открытие.
И еще я благодарен многим друзьям и коллегам, которые комментировали черновики этой книги: в их числе Даниэль Канеман, Пол Шумейкер, Терри Мюррей, Велтон Чанг, Джейсон Мэтени, Анджела Дакворт, Аарон Браун, Майкл Мобуссин, Катрина Финчер, Ева Чен, Майкл Хоровиц, Дон Мур, Джон Катц, Джон Брокман, Грег Митчелл и, конечно, Барбара Меллерс.
И наконец, три завершающих штриха. Во-первых, я благодарю моего многострадального соавтора Дэна Гарднера и редактора Аманду Кук, которые помогли рассказать мою историю гораздо лучше, чем я бы смог это сделать сам, и два года сражались с моей профессиональной склонностью усложнять фундаментально простые вещи. К счастью для читателей, они обычно одерживали верх. Лисам нужно будет проанализировать сноски. Во-вторых, если бы не отважное бюрократическое решение IARPA проспонсировать турнир по прогнозированию между Давидом и Голиафом, мы никогда бы не обнаружили суперпрогнозистов. Я не знаю ни одно другое разведывательное сообщество на планете, которое позволило бы провести такое совершенно неквалифицированное соревнование и затем не наложить никаких запретов на возможность исследователей опубликовать результаты. И есть еще, конечно, сами суперпрогнозисты. Их слишком много, чтобы можно было перечислить по именам, но без них не случилось бы истории, которую можно было бы рассказать. Они показали, что получается, когда умные люди доводят себя до пределов своих возможностей. Они удивили нас всех. Теперь я надеюсь, что они вдохновят читателей оттачивать их собственные прогностические навыки.
Дэн Гарднер
Я присоединяюсь ко всем благодарностям Фила и прибавлю его самого к списку, процитировав в качестве объяснения надпись на могиле архитектора Кристофера Рена в соборе Святого Павла: «Оглянитесь вокруг».
Я также добавлю имена четырех экстраординарных женщин: Аманда Кук, моя жена, моя мать и королева Елизавета. Аманда отредактировала эту книгу, и без ее временами поразительного терпения и стойкости она бы просто не существовала. То же касается моей жены Сандры, потому что я без нее — ничто, и моей матери Джун, которая произвела меня на свет, что, без сомнения, являлось необходимой предпосылкой моего участия в создании этой книги. И королева — это королева, черт побери. Долгих ей лет на троне.
Почему из множества других знаменитых экспертов, которые могли бы точно так же проиллюстрировать мою мысль, я выделил именно Тома Фридмана? Выбор определялся простой формулой: статус эксперта x сложность точного определения его/ее предсказаний x значение его/ее работ для мировой политики. У кого больше всего баллов, тот и выиграл. У Фридмана высокий статус, его предсказания о вариантах развития будущего крайне неопределенны, а работы имеют большое значение для геополитического прогнозирования. Выбор Фридмана ни в коем случае не продиктован моим неприятием его редакторских взглядов. На самом деле в последней главе я демонстрирую осторожное восхищение некоторыми аспектами его работы. При всей раздражающей увертливости его как прогнозиста он являет собой ценнейший источник предсказательных вопросов.
И опять-таки: я не хочу подчеркнуть, что Фридман чем-то отличается от других. Практически каждый политический интеллектуал на планете играет по одним и тем же неписаным правилам. Все они делают бесконечные заявления о том, что нас ожидает, но при этом формулируют предсказания столь обтекаемо, что проверить их невозможно. Как прикажете понимать такие интригующие заявления, как « Есть вероятность , что экспансия НАТО вызовет яростный отпор со стороны русского медведя и это даже может привести к новой холодной войне»? Или «„Арабская весна“ может означать, что дни зарвавшейся автократии в арабском мире сочтены»? Ключевые фигуры этих семантических танцев — слова «вероятно», «возможно», «может» — не снабжены инструкциями по интерпретации. «Может» может означать что угодно: от 0,0000001 вероятности, что «в ближайшие сто лет в нашу планету врежется большой астероид», до равного семи десятым шанса, что «Хиллари Клинтон выиграет президентскую гонку в 2016 году». Такие предсказания невозможно проверить на точность; кроме того, у экспертов появляется бесконечная свобода действий — они могут требовать признания, когда что-то действительно происходит («Я же сказал, что оно может произойти!»), и избежать обвинений, когда прогноз не оправдывается («Я всего лишь сказал, что это может произойти»). Мы встретимся со множеством примеров подобной лингвистической эквилибристики.
Читать дальше