Ирина Млодик - Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все [litres]

В два тридцать все устали от напряжения и занервничали. Людей не было.

– Может, они не прочитали наши объявления? Или мы дали им мало времени? А вдруг они нас боятся? Решили, что это трюк, придуманный Комиссией? – Каланча не хотела верить в провал придуманного ими мероприятия. – Может, стоит дать им еще время? Исправить на объявлениях дату?

– Я уверена, что они прочитали объявление. Не беспокойся, они придут. Мы подождем, – утешала ее Валентина, собирая непослушные волосы в распадающийся пучок.

– Но мы не можем долго ждать. Темнеет сейчас быстро, а в библиотеке нет электричества, – забеспокоилась Белая.

– Может, на то и расчет? – впал в паранойю Хулиган, хватаясь за ружье. – Они хотят окружить нас и схватить в темноте?

В этот момент они услышали шаги. Сердце Каланчи забилось часто-часто, застучало в ребра узкой грудной клетки. Все замерли и затаили дыхание…

Дверь отворилась, и в зал зашли мужчины.

Двое из них, те, что помоложе, были в камуфляже. Четверо в обычной одежде: джинсы, штаны, куртки, бейсболки, кепки. Седьмым оказался мужчина значительно старше других, но крепкий, с седой, аккуратно подстриженной бородой. Старик почему-то был без верхней одежды, в светло-сером свитере крупной вязки, что делало его похожим на Хемингуэя. Не было в нем ни старческой немощи, ни враждебности, несмотря на оружие в руках; впрочем, один из молодых тоже был вооружен. Вошедшие замерли, растерялись, как будто не ожидая увидеть здесь именно эту компанию. Какое-то время висела неловкая пауза. Первым заговорил старик:

– Ну, что тут у вас? Зачем звали?

– Прошу вас, проходите, пожалуйста, садитесь. Мы хотели бы с вами поговорить, – дружелюбно предложила Валентина.

– Хотели, так говорите, милая, мы и тут постоим, – тоже вполне приветливо ответил старик, но не сдвинулся с места.

– Тогда я подойду к вам. Что мы, через весь зал будем общаться?

– Стой, где стоишь, – сказал молодой в камуфляже, поднимая оружие, – говори оттуда.

– Ну хорошо. Я понимаю, что вы напуганы. Надо сказать, мы тоже. Мы понимаем, что в любой момент могут начаться новые чистки. И с мародерами мои друзья уже встречались. И нам, и вам есть чего бояться. Но именно поэтому мы и хотели бы объединиться и пробовать действовать вместе.

– Вот им, – она махнула рукой в сторону Гика и своего парня, – удалось найти документ, согласно которому наш город и все «неблагополучные территории» будут перестраиваться под лагеря. Но поскольку в городе шла война и он отчасти разрушен, он стоит в конце очереди на такую переделку, а это означает, что какое-то время у нас есть. Вопрос – как нам всем этим временем лучше всего распорядиться. Пробовать обустраиваться здесь, зимовать, восстанавливать город, формировать подполье – или готовиться к отступлению, уезжать, начинать что-то строить в совершенно другом месте. Это, наверное, реально, но непросто, учитывая, что ресурсов у нас немного, к тому же с нами дети.

Возможно, через какое-то время у нас будет более подробная и достоверная информация о происходящем и о планах насчет нашего города. Как только мы что-то узнаем, обязательно вам расскажем. А пока мы предлагаем встречаться здесь каждые два дня в это же время, чтобы обсуждать наше положение. И конечно, мы хотели бы услышать вашу историю и то, что известно вам.

– Я понял, – спокойно сказал старик и пошел к выходу. Остальные молча потянулись за ним, безмолвно вышли, протопали по коридору, шурша куртками, и все стихло.

– Что за хрень такая? – выругался Хулиган. – Это что, разговор, по-вашему? Понял он! Какого черта?

Каланча смотрела ошарашенно, не веря, что все закончилось, и особенно – что все закончилось именно так.

– И это все люди? Все?

– Так, спокойно, не переживай, все нормально. Скорее всего, к нам пришли представители. Это разумно. Мужчины с оружием и старик-предводитель. Не приведут же они своих жен и детей незнамо к кому, – Валентина, как всегда, излучала оптимизм.

– Но почему они ничего не сказали? – озадаченно проговорил Андрей.

– Почему, почему – думать будут. Наверное, расскажут своим, поразмыслят, обсудят. Ладно, чего стоять, пошли. Придем сюда через два дня в это же время, как обещали, послушаем, что скажут.

Они стали подниматься, и только сейчас Каланча заметила, что среди притихших от визита незнакомцев детей не хватает одного.

– А Очкарик где? – она ошалело уставилась на ребят. – Где он?

Каланча растерянно озиралась по сторонам, зачем-то заглянула под стол, бросилась осматривать ряды стульев.