Ирина Млодик - Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все [litres]

Она не верила в идею «усовершенствования», считала ее дикой. Что они могли сделать с ее ростом, например, или с последствиями ДЦП у Корявой? Теоретически, конечно, возможно посадить Толстого на диету (хотя он такой с раннего детства), Очкарику исправить зрение (оно у него с рождения слабее некуда), Заику вылечить от заикания. Но ей было трудно представить, для чего исправлять тех, кто таким уродился или стал. Кому мешают их особенности: ее рост, слабое зрение Очкарика или полнота Толстого?

Зачем и кому нужны «места большего благополучия»? Там что, не будет болезней, ссор, ошибок, глупостей, зависти и злобы? Что это за благополучие такое? Как в раю? Но если ты в раю, значит, ты уже мертв. Разве не так? Ведь живые несовершенны по природе своей – реагируют как попало, чувствуют все подряд, поступают как придется. Совершенство означает законченность, конец, дальше некуда. И как они, ее соотечественники, опять могли попасться на эту удочку – мечту об идеальном государстве? Им не знакомо слово «утопия»? Во все времена, начиная с Платона, люди мечтали об идеальном государстве. Но никому не удавалось воплотить это в реальности, почти никто даже не пытался, хотя те, кто пытался… из уроков истории все знают, что из этого вышло.

Труднее всего ей было понять, как можно отказаться от собственных детей, тем более если у них есть особенности или ограничения. Отказаться не из-за неспособности быть с ними и помогать им расти, а из-за чьих-то решений, требований, постановлений. Как можно так слепо доверять тем, кто действует исключительно в своих интересах, прикрываясь «великими» идеями. Куда делся родительский инстинкт? Может, инстинкт – это выдумка биологов, конечно. Вот и думай, что хочешь. Она сама даже не мать, ей трудно судить.

Еще ей было непонятно, как их прекрасный маленький город можно было признать «территорией неблагополучия». Это же дичь! Что с ним не так? Спокойный, уютный городок. Она выросла здесь, в маленькой квартирке недалеко от парка. Днем ходила в школу и на волейбол, летом – на речку и в лес. По вечерам каждый вторник и пятницу к бабуле приходили гости. Эти сборища девочка называла «клубом великосветских старушек». Почему «великосветских»? Может, из-за того, как они говорили, что рассказывали, вспоминая свою удивительную жизнь. Любая биография, рассказанная за этим круглым столом под светло-оранжевым абажуром, могла претендовать на увлекательный роман или киносценарий.

Все «члены клуба» всегда были в курсе последних книжных новинок, поскольку одной из них, Валериане Валерьевне, дочь регулярно привозила только что вышедшие и давно изданные книги, которые моментально прочитывались и обсуждались всем старушечьим коллективом. Таким образом, не имея времени и желания много читать, Каланча узнавала не только книжные новости, но и чем Борхес отличается от Кортасара. Аполлинария Евграфовна, самая худенькая и щуплая из пятерых старушек, кокетливо подкрашивающая свою седину в розоватый оттенок, всегда приносила к чаю лакомства собственного изготовления, и в доме по вечерам пахло ванилью, корицей и кардамоном. Велись жаркие литературные споры, звучали шутки, воспоминания, и радио всегда было настроено на волны классической музыки. Ей казалось, что так будет всегда. Вечно. Она собиралась состариться вместе с ними: не выходить замуж, не иметь детей. Просто каждый вторник и пятницу слышать эти жаркие споры, старушечий кашель, смех, жалобы на погоду, закусывая самыми вкусными в мире печеньями и пирогами.

Когда живешь в мире, в котором столько мудрости, стабильности и теплоты, утрачиваешь навык замечать начинающееся неблагополучие. Клуб, конечно, обсуждал новомодные бредовые идеи об «усовершенствовании». Сколько каламбуров и искрометных шуток рождалось в те вечера! За столом под оранжевым абажуром вспоминались самые удачные и неудачные литературные утопии, выстраивались шуточные версии дальнейшего развития событий. Вспоминались прежние Правительственные идеи, планы и чудовищные последствия их реализации. Никто из них, даже обычно склонная к самым пессимистичным предсказаниям Софья Абрамовна, не мог предположить, что это станет их реальностью, явью.

Самое страшное началось, когда разговоры об «усовершенствовании», над которыми еще год назад все смеялись, шутили, придумывали анекдоты, стали вдруг превращаться в Постановления, Решения Правительства, Отчеты о действии Комиссии на местах.

Весной не стало бабули. Заснула вечером в воскресенье, а в понедельник уже не проснулась. В школе, где Каланча работала учителем физкультуры, собрали деньги и посочувствовали, «клуб» помог внучке с организацией похорон и поминок. Она была так оглушена потерей, что совсем растерялась, не зная, как жить дальше и делать самые простые дела, поэтому была очень признательна за заботу и поддержку. Она и не заметила, в какой момент они вдруг стали больше походить на потерявшихся детей, чем на мудрых взрослых, переживших тяжелые времена. Где-то через месяц клуб окончательно распался, и больше никто не собирался в маленькой квартирке под оранжевым абажуром. Мир рушился, прежнее уходило безвозвратно, места за круглым столом пустовали, в квартире запахло затхлыми вещами старой женщины и ржавыми трубами.